Светлана Храмова - Контракт

«Нет ничего более материального, чем музыка», — он где-то вычитал фразу? Или придумал сам? Почему кажется, что в письме Барденна он встречал ее? Но ведь писем не видел никто, их не существует! А он, без сомнений, читал одно из них. Или ему читали вслух. Но кто, когда, где?

Длинное письмо, многостраничное, приступами, наплывами возникало в памяти:

«Любые внешние, осязаемые формы жизни — обманка. Музыка — живой организм, не потревожить ее — она и не побеспокоит никогда. Объективная реальность, форма сущего, но открыть источник и вызволить: услышать, зафиксировать, выписать, знаками воспроизвести, сделать доступной, звучащей, извлечь из тишины, — дано лишь избранным.

Видимые объекты дурачат нас, они появляются, исчезают, меняют форму. Музыка — истина, познание истины бесконечно.

Те, кого она выбирает, — уходят в иное измерение, музыкант в миру не живет. До него можно дотронуться, можно любить, можно обидеть, но он всего лишь проводник звука, посланник гармонии, несущей сполохи яркого света в мир, пожираемый огнем дьявольских страстей. В музыке — спасение. В музыке — погибель.

Меня губит гордыня моя, стремление к совершенству, к абсолюту. В глубины внедрился, там и остался. Безвозвратно».

Цитаты будто выдернуты откуда-то, можно трактовать как послание любимой, можно как предсмертные раздумья. Или пост смертные? Конкретики в тексте нет.

Сонату Барденна он теперь стал играть, будто озвучивая письмо гения. Во время второго тура его исполнение вызвало шок, величавая поступь финала заставила присутствующих оцепенеть на какое-то время — то ли от восторга, то ли от ужаса.

Первые аплодисменты раздались минут через пять, вначале нестройные, но постепенно набрали мощи, объединили зал в порыве долгих, изматывающих оваций. Митя понял: строки Эмиля Барденна он донес чуть ли не дословно, удалось.

В финал он прошел без единого голоса «против». О Вележеве уже уверенней стали писать как о потенциальном победителе. Он вызвал зрительские симпатии, он расположил к себе жюри — небывалое единодушие! Кто сказал, что конкурс — это сплошь дрязги, необъективность, скандалы, зависть и неоправданные амбиции?

Илона встретила его за сценой, обнимала, ерошила волосы, льнула. Он запомнил это: ее тело льнуло, прикасалось, но у Мити возникло ощущение, что она где-то далеко-далеко. Две девушки — одна рядом, она поздравляет, произносит правильные слова, ее можно потрогать. И другая — будто на вершине горы — маленькой еле видимой точечкой, она вот-вот исчезнет, но напоследок кричит что-то, расслышать невозможно, точечка движется, будто машет ему, она легкая и похожа на Илону, она звонко смеется, переливается, длится смех, он слышит! — и убегает, уже не видна. Митя вглядывался в изогнутую опустевшую линию, ему хотелось снова увидеть точечку-Илону, прокричать в ответ, как она нужна ему, как истосковался он без нее, но дождется, непременно дождется!

Но никто не услышит. Там никого нет.

— Митя, это было неподражаемо! Эта соната, наша соната! звучала резко, мрачно, трагический финал, я даже заплакала. И не я одна. В зале творилось что-то невообразимое, ты заставлял чувствовать вместе с тобой.

— Чувствовать можно заставить, когда железно выстраиваешь форму и прочитываешь текст так, как он написан. Чувства заложены в тексте. Я сегодня был добросовестным исполнителем, не более. Но щепетильно добросовестным. Илона, гляди, толпа надвигается, давай улизнем, сбежим отсюда вместе! — Он уже было потянулся к пальто, как Илона горячей скороговоркой запротестовала:

— Митя, всего несколько вопросов прессы, ну потерпи, это очень важно! Ты можешь принимать поздравления, фотографироваться… говорить буду я, если ты не возражаешь. Ничего лишнего не скажу, не волнуйся. В другой раз сбежим, у меня еще встреча с Питером Уэйлем запланирована, он предупредил, что разговор будет важным. — Митя рассеянно кивнул, ей показалось, что в знак согласия, но на самом деле он повел подбородком, упрашивая судьбу повторить давешний мираж с точечкой на вершине горы. Он вглядывался пристально, но вершина была пуста. Нету там никакой девушки-точечки. «Не время», — подумал он.

— Не время, — повторил вслух невольно, хотя желающие поздравить уже заполнили гримерную комнату.

— Дмитрий Вележев хочет сказать, что не время пока поздравлять его, хотя видеть вас ему очень приятно, — затараторила Илона, обворожительно улыбаясь всем сразу и никому в отдельности. — Конкурс еще не закончился, впереди финал, и лучше дождаться решения жюри. А музыкант устал, нуждается в отдыхе. Позже я отвечу на все вопросы, а сейчас — позвольте мне проводить Дмитрия к машине. Минуточку терпения, господа, скоро увидимся, обещаю.

Митя пожимал руки друзей-соперников, пробиваясь сквозь толпу к двери, обнимался с добрыми знакомыми, благодарил за приветствия, наконец, путь к выходу из концертного зала уже более или менее зрим.

— Спасибо, Илона, ты меня просто спасла. — Счастливый Митя почти бегом устремился к двери, словно боясь, что путь снова преградит толпа, каждому нужно ответить на поклон, поблагодарить, обнять-расцеловать. За стеклянной дверью он уже видел машину Майкла, невозмутимый водитель старательно тер царапину на бампере:

— Что за люди! Снова кто-то прошел так близко, что следы от кейса отпечатались, возмутительно.

— Здравствуй, Майкл! — закричала Илона, обрадовавшись ему как другу. — Митя играл бесподобно! Вези его бережно, если будешь осторожен — победа нам обеспечена!

Митя рванул заднюю дверцу, забился в дальний угол, будто мечтал стать невидимкой, спрятаться или тоже превратиться в еле заметную точечку в горах. Совсем немного — и он окажется в своем горном логове, где он всесилен, могуч, значителен. Больше и мечтать не о чем.

— Я позвоню тебе потом, позже! Ты здорово играл, держи состояние, впереди целый тур! Не выключай телефон, а выключишь — я не обижусь, пойму правильно, не волнуйся, feel free! [8] Чувствуй себя свободно, будь как дома. (Англ.) — Илона не удержалась от вздоха облегчения: всего один тур, последний, всего один! Неужели все получится?

Машина резко тронулась с места, Митя даже губу прикусил, поморщился. Последние слова ему не понравились. Допустим, нервничала и говорила, просто чтобы что-то сказать. Но что она в виду-то имела с этим «фил фри»? Шутка такая, любезность по-европейски? Или она предлагает мне позабыть о ней напрочь? Он читал у Фрейда когда-то, что люди в своих нечаянных оговорках, описках не ошибаются, как сами полагают, а выдают истинные намерения. Невольно. И никогда нельзя на чистую воду вывести, только умозрительно, только заподозрить. На уровне ощущений. «Фил фри», Митя, «фил фри»… Но у Фрейда упрощений тоже с лихвой. Взять хотя бы это «забытое письмо», мол, забыл отправить три раза подряд, значит, и не хочешь отправлять вовсе. Преувеличение. Важную бумагу потерял — значит, она неважна стала? Нет, любимая. Так просто я тебя не отпущу. Всему свое время. Сейчас важен третий тур. Интересно, сколько корейцев в финал пройдет? Ох, даже если все сразу — какая разница? Третий тур. Концерт с оркестром. Это не кот чихнул. Не кот чихнул, Илонино выражение, как привязалось-то.