Сергей Возный - Последний шанс палача

— Кому это «нам»? — вскинул бровь человек с лицом киногероя. — Что ты вообще знаешь обо мне и моих делах? Для тебя смысл жизни — заработать или стырить деньжат, набить пузо и уткнуться в телевизор, который тебе мозги вычистит, чтоб лишнего не думалось. Пускай другие дерьмо разгребают, да?!

— А ты, типа, санитар леса? Или ассенизатор?

— Хорошее определение, — прищурился Мастер одобрительно, будто добрый и старый профессор перед толковым студиозом. Будто не стояли рядом две толпы, пропахшие адреналиновым потом, и стволы не готовились обратить воздух в свинцовый коктейль. — Ассенизаторов стараются не замечать, с ними брезгуют даже рядом находиться, но без них невозможно обойтись. Почему ты думаешь, что без палачей этот мир обойдется? У нас, конечно, политкорректность, гуманизм и либеральные ценности, только крысы и глисты от этого не прослезятся. Их надо травить, если сам хочешь выжить.

— А по-моему, тебе сам процесс нравится, — поморщился Глеб, ощутив вдруг усталость и ничего, кроме нее. Уходил по капле боевой запал, а злости на собеседника так и не появилось. Лучше бы впрямь урод какой-нибудь приперся на встречу: в балахоне, с патлами и готической физиономией а-ля Мерлин Мэнсон. Ходячее воплощение ненормальности, с точки зрения простого русского мужика. Человек с сединой на висках внушал, напротив, сплошной позитив и желание довериться. — Любишь богом себя ощущать… ну, ты понял, короче.

— Разумеется. Вы мне это еще по телефону сказали. — В улыбке Мастера просквозила победная снисходительность, и вот это уже оказалось лишним. Не стоит насмехаться над человеком, способным оплатить и привезти с собой два отделения вооруженных бойцов!

— А что тебя, собственно, веселит? — спросил Глеб тихо, но уже заводясь. — Дела твои швах, если не понял еще. Тот народ, что сзади меня, в курсе всей темы, а завтра оно дальше пойдет. Ты у нас, конечно, крутой перец, наверху тебя прикрывают, но на фига ты им нужен засвеченный, а?! Шумиха, журналисты, заявы на тебя во все инстанции! А уж иноземцам проклятым только намекни, что контора в России режет людей, да еще православными крестами!

— Ну, во-первых, давно не контора… — Улыбки на губах Мастера уже не было. — …А во-вторых… скажите, Глеб, неужели вы реально подонок? Вот так запросто отдадите свою страну на растерзание шакалам и будете смотреть, как она заживо гниет?

— Да пошел ты! — Аргументов не хватало, искать их не хотелось, и вообще — не для того все затеяно! Пора завязывать с дискуссиями, пока нервы не сдали на спусковых крючках. — Повторяю еще раз, отстань от Дины! Ты забываешь ее, я забываю тебя, и живем ровно. Любой наезд с вашей стороны — информация уходит в Интернет и всем желающим, а вон те парни помогут твоим придуркам успокоиться.

— Какое красноречие! Вам бы, Глеб, в политику, в народные трибуны, сделали бы крутую карьеру! И все-таки, не для протокола — зачем вам это? Неужели влюбились?

— Тебя не касается, — схамил Глеб уже по инерции, не решаясь почему-то разорвать этот странный разговор. — Ты за страну красивые базары ведешь, а я хочу, чтоб таких, как ты, здесь не было. Чтоб никто не мог людей запросто послать на костер или в лагеря, потому что рожа не понравилась. Я — за жизнь, понимаешь?!

— Вы за бардак. Для всех вас жизнь одного ублюдка дороже целой страны. Поэтому мы не договоримся, Глеб Воропаев. Живи, пока живется, и не мешай.

— СТОЙ. — Слово выпало сквозь зубы как тяжелая картечина, без крика и без злости. Гулкий стук в висках, белое лицо Наташи на белой наволочке, пустая безысходность во взгляде… — Стой, урод. Она же беременная. Тебе ЕЕ две жизни тоже не жалко?

Рука ползет уже за спину, под ремень, к нагретой рукояти под рубахой — он успеет! Должен успеть!

— Кто беременная? — неподдельное удивление во взгляде Мастера. — Вы это про Дину? А откуда… хотя глупый вопрос. Что ж, поздравляю, если не врешь, тут ты меня сделал!

На секунду, не больше лицо Мастера исказилось, потом импозантный мужчина резко развернулся, и осанка его сделалась вовсе монументальной. Прямая спина человека, которому очень нужно уйти гордо. Не сутулиться, не ломаться пополам от удара под дых — героем остаться.

— Стой, — сказал Глеб еще раз, совсем по-другому. Непонятные слова, странная реакция — да что за фигня тут творится?! — Стой, говорю, елки! Объясни нормально, без этих своих…

Прямая спина даже не вздрогнула — человек, уверенный в своей правоте. Широкие шаги, небрежный жест рукой в сторону бородатой шеренги. Средневековые бойцы опускают дробовики, телохранитель делает шаг в сторону, прикрывая отход вождя, худое лицо закаменело в странной гримасе… не до него сейчас! Догнать сейчас надо эту прямую спину, глянуть в глаза, задать всего пару очень важных вопросов!!!

Глеб успел сделать шаг, прежде чем грянул первый выстрел…

Мастер ждал смерти. Готов был к ней еще вчера, получив первое приглашение. На поляну сегодня выходил спокойный, как самурай, — победа или вечная честь, бояться нечего. Давил противника улыбкой и внутренней силой, играл, как в лучшие годы, переламывал, почти в клочья порвал.

До ТЕХ САМЫХ слов.

Сейчас внутри было мертво и пусто, как в старом конском черепе посреди пустыни. Сохранить лицо и уйти красиво. До кабинета добраться. Оттуда, уже с холодной головой, узнать все точно, до последней пакостной детальки — и да воздастся каждому по делам его!

Тяжелая палка ударила по спине, выбивая дух, а взамен пришло удивление. Кто посмел?!! Обернулся резко, поймав уже эхо выстрела, но еще не понимая — поляна, солнце, близкая спина Володи-телохранителя, зрачок ствола, глядящий из-под мышки назад.

На него, Мастера, глядящий!

Две подряд вспышки, и еще два удара многотонной дубиной — в грудь и в живот. Потом голова Володи брызнула вдруг многоцветным фонтаном, сосны и трава поменялись местами, небо в глаза бросилось всей ослепительной синевой.

«Уберите свет! — подумал человек, бывший когда-то полковником Вендерецким и почти успевший стать Великим Вождем. — Почему так ярко?! Приглушите!»

Губы его шевельнулись, выпустив красную пену, глаза хотели закрыться, но не смогли уже.

«…и это ВСЕ?!! Глупо как…»

Додумать он не успел.

Глеб упал первым — еще до начала мясорубки. Увидел, как вспыхнуло первое пятно на прямой спине Мастера, как тот разворачивается, как телохранитель творит немыслимое, шмаляя из-под локтя в собственного шефа. Понимать и разбираться поздно — только падать. Три подряд пистолетных выстрела, один ружейный, гулкий, потом вразнобой, изо всех стволов. Банки, окурки и гондоны перед глазами… плевать… ползти! Быстрее, еще быстрее, под тугой свист нагретого воздуха! Потом пришел новый звук, давно забытый, но пробирающий до дрожи в костях — будто две громадные швейные машинки заработали длинной строчкой, погасив моментально ружейную трескотню. Последние метры, колеса, ноги чьи-то. Пряный запах пороха — будто на охоте, в открытие сезона.