Стюарт Каминский - Ошибка Либермана

— Я не знаю имен, — сказал Хьюз, смахнув пот с носа. — Этот дом не назовешь большой дружной семьей.

— Эта Никки Моралес собрала вещи и уехала сегодня утром, — сообщил Хэнраган.

— Черт. — Хьюз покачал головой. — Хочешь войти в квартиру и осмотреть ее?

— Да, сэр, — ответил Хэнраган. Внезапно перед его внутренним взором возник образ матери — она стояла у плиты и смотрела на кастрюлю, где варилось мясо. Он почти чувствовал запах бульона.

— Ты в порядке, Хэнраган?

— Да, — сказал Хэнраган. — Мне бы войти туда.

— Думаешь, это она садилась в такси на твоих глазах? — спросил капитан. — В одежде Эстральды Вальдес?

— Эту версию стоит отработать, — ответил Хэнраган.

— Эту версию стоит отработать, — согласился Хьюз. — Я позвоню судье Хэндельману. Зайди за ордером. За Хэнди должок. Так говоришь, Никки Моралес, квартира восемьдесят?

— Да, сэр.

После короткого доклада о результатах опроса Хэнрагану удалось сбежать от капитана. Он обошел оставшиеся квартиры, побеседовал еще с девятью людьми, ни от кого из них не получил полезной информации, вышел из дома, пересек улицу и направился в «Черную луну». Дождь и ветерок с озера принесли прохладу. Хэнраган подумал, что задолжал себе выпивку, но решил не отдавать этот долг.

Субботняя обеденная сутолока была позади. Несколько человек еще ели: две пары за столиком в дальнем углу ресторана и две молодые женщины ближе к входной двери. Хэнраган занял место, с которого он мог видеть вход в «Мичиган тауэрс», разгладил белую скатерть своими большими ладонями и поднял глаза на Айрис, которая только что вышла из кухни и увидела его. Она улыбнулась, и он улыбнулся в ответ.

— Хотите сделать заказ? — спросила она.

— Нет, — ответил он. Потом добавил: — Пожалуй, да. Что посоветуешь?

— Свинину му шу, — сказала Айрис. — У вас усталый вид.

— Работа. — Хэнраган провел рукой по лицу. — Хорошо было бы принять ванну и побриться.

— Прошлой ночью вы тоже были усталым?

— Прошлой ночью я был пьян. Ты можешь посидеть со мной?

— Нет.

— Я говорил тогда, не встретиться ли нам. Я этого хотел. Сейчас я трезв и хочу этого.

— Я не отказалась. Принесу вам му шу.

Когда она вернулась с заказом, Хэнраган спросил:

— Знаешь, что мне в тебе нравится?

— Нет, — ответила Айрис, ловко разместив на тарелке тонкий блин и выложив на него нарезанную кусочками свинину, побеги бамбука и овощи.

— Ты мне никого не напоминаешь, — сказал он. — Это комплимент.

— Тогда я чувствую себя польщенной, — отозвалась она. — Такого я еще не делала.

Она сложила блин двумя деревянными ложками.

— А мне показалось, будто ты всю жизнь этим занималась, — заметил Хэнраган.

— Нет, — сказала она со смехом. — Я не имею в виду му шу. Я о встрече с мужчиной.

— Ты никогда ни с кем не встречалась? — спросил он, глядя на тарелку перед собой. — Его едят как маисовую лепешку?

— Да, — сказала Айрис. — Я была замужем, но муж умер. Его выбрал для меня отец. Я уже бабушка.

— А я дедушка. У тебя есть фотографии внуков?

Хэнраган ел, пил чай и обменивался с Айрис комплиментами в адрес внуков. Он разглядывал снимки Уолтера и Мэри Хо, внуков Айрис, когда из такси, остановившегося на противоположной стороне улицы, вышла женщина. Без шляпы, одета иначе, чем прошлой ночью, в легкий костюм. Волосы другого цвета. Швейцар не нашел в ней сходства с женщиной, которая выдавала себя за Эстральду Вальдес. Хэнраган — если бы смотрел в окно — узнал бы ее. Узнал бы по походке, по тому, как она держала плечи, по росту, по фигуре. Он сотни раз следил за людьми по долгу службы, рассматривал мужчин, женщин и даже гермафродитов и в бинокль, и невооруженным глазом. Он бы непременно ее узнал, но он смотрел на фотографию двух маленьких детей и улыбался вовсе не улыбкой человека, понимающего нелепость жизни вообще и своей жизни в частности, но улыбкой человека, наслаждающегося моментом.

Когда Хэнраган поднял глаза от снимка и посмотрел в окно, женщина уже ушла. Он записал адрес Айрис и договорился, что заедет за ней в шесть вечера в понедельник — день, когда ресторан «Черная луна» закрыт. После этого Билл Хэнраган поехал домой. Утром он позвонит Эйбу. Утром они отыщут мать Эстральды Вальдес. Но первым делом утром, воскресным утром, он пойдет к мессе в церковь Святого Варфоломея. А еще Хэнраган подумал, не позвонить ли сыну в Канаду. Впрочем, для этого было поздновато, и он решил позвонить ему завтра во второй половине дня.

Либерман был уверен — продлись заседание комитета по созданию комитета по реконструкции еще час, он назовет Ирвинга Хамела Эрвином Роммелем. Он допустит такую оговорку и извинится. Потом повторит ее — и снова извинится. Затем, если Бог наблюдает за течением событий, что есть Его священная обязанность, Он уведомит Ирвинга Хамела, что тому следует закрыть рот.

Ирвинг был неплохим человеком, но постоянно вызывал раздражение. Молодой — еще нет сорока — адвокат, густые черные волосы, контактные линзы. Высокий и поджарый, он каждое утро появлялся в Еврейском общинном центре в Таухи. У него были красивая жена и красивые дети — сын и дочка. В один прекрасный день Ирвинг Хамел мог бы стать королем Дании, или, по меньшей мере, первым мэром-евреем Чикаго, или председателем Верховного суда Соединенных Штатов, но в данный момент он был как шило в заднице.

— Люди не станут давать деньги на реконструкцию, — сказал Ирвинг. — Они хотят видеть свои имена на каменной стене.

— У строительного комитета найдутся стены, — заметил Сид Леван.

Вокруг дубового стола в комнате, служившей одновременно библиотекой и помещением для собраний, сидели трое мужчин и женщина. Рабби Васс понимающе улыбался всему, что говорилось. Ида Кацман не спускала глаз с выступавших. Как старейшая среди присутствующих и самая богатая в общине — по каковой причине в первую очередь она здесь и находилась, — Ида имела некоторые права, в частности право игнорировать ход дебатов. Престарелая Ида Кацман, скорее всего, почти не понимала, что происходит. Когда говорил Васс, Ида смотрела на него сквозь толстые стекла очков в надежде, что с уст раввина сорвутся слова божественного наставления. И каждый раз испытывала разочарование.

— Мебель! — попытался вставить слово Либерман. — Мы можем прикреплять таблички к мебели. На этом столе, к примеру, есть табличка. — Эйб показал на бронзовую пластинку рядом со своим местом во главе стола, которое занимал как исполняющий обязанности председателя комитета. Он мрачно — но все же с надеждой — посмотрел на Ирвинга Хамела.

— Строительный комитет уже запросил права на установку мемориальных табличек на мебели, — сообщил рабби Васс.