Валерия Вербинина - Где-то на земле есть рай

— Да, скверная история, — вздохнул Зарубин. — Ну а ты, Паша? Как же ты сумел противостоять его влиянию? Ведь он наверняка и тебя пытался загипнотизировать?

— Пытался, — усмехнулся капитан. — Да только ничего у него не вышло. Я гипнозу не поддаюсь. — Он показал мне газету: — Видишь, у Симонова шрам на подбородке едва приметный? Это ведь я его угостил. Не при задержании — потом. Ты бы слышал, как он куражился, как хвастался, что… — Ласточкин оборвал себя и умолк.

Я поколебалась, прежде чем задать следующий вопрос, но все-таки спросила:

— Павел, а этот Геннадий… Неужели это тот, кто помогал Ларисе Парамоновой связаться с ее якобы умершим мужем?

— Конечно, он, — буркнул капитан. — Помнишь, ей еще стало не по себе от одного его присутствия? А я на ее слова даже внимания не обратил. Эх, если бы знать… — Он безнадежно махнул рукой.

— Ничего, — сказал Зарубин, — сейчас Андрей привезет товарища Маховикова, в девичестве Симонова, и мы плотно побеседуем с ним. Будь спок.

— Ничего у вас не выйдет, — отрезал Ласточкин. — Товарищ учуял, что запахло жареным. Уверен, он уже сделал ноги — вместе с теми миллионами, которые украл у своей хозяйки.

— Посмотрим, посмотрим… — с сомнением протянул Зарубин.

Мы с нетерпением стали ждать возвращения Андрея.

13 апреля. Час сумерек

Ах, как жаль, что я не настоящий сочинитель! То есть, конечно, я все-таки сочинитель, но — не такой, как все, признайте это. Как было бы упоительно нарисовать арест отпетого мерзавца аккурат в тот самый момент, когда он, засунув деньги в спортивного вида рюкзачок, готовится отбыть в неизвестном направлении! Изготовленный заблаговременно фальшивый загранпаспорт покоится во внутреннем кармане пиджака. В другом кармане припасены накладные усы и парочка запасных бород на случай, если придется уходить от погони. Пуленепробиваемая совесть дает знать, что день, как никогда, подходит для удачного бегства. Адье, толстая Агриппина, администраторша Крылова и ни в чем не повинная секретарша! Геннадий Маховиков, он же Геннадий Симонов, покидает вас. Посвистывая, он спускается по лестнице, и на губах его улыбка — точь-в-точь так же он улыбался, звоня из многолюдного ресторана очередной жертве, которая была обречена выпасть в окно только для того, чтобы кое-кто в этом мире стал немного богаче. И вот, когда гипнотизер уже заносит ногу через порог, чтобы ступить на крыльцо…

Вы затаили дыхание? Жаждете ошеломляющих подробностей? Ну да, я знаю, чего вы хотите. Чтобы чьи-то крепкие руки ухватили хладнокровного убийцу под локти. Спокойно, деловито, без всякого намека на вежливость. И во дворе — одно дерево, пять травинок и шесть собачников со своими питомцами — рубанет воздух грозное:

— Вы арестованы! Пройдемте с нами!

Само собой, Симонов сначала будет сопротивляться, возмущаться, но никто его не слушает. Он требует объяснить! Кричит о произволе, обещает кому-то жаловаться! Но вот изъят заветный рюкзачок, отобран фальшивый паспорт, даже накладные усы и те приобщены к вещественным доказательствам. Ах, как он сразу меняется, этот любитель отправлять людей на смерть! Он ломает руки, падает на колени, закатывает глаза, умоляет его пощадить… Что? Вы утверждаете, такого не может быть? Говорите, человек, даже самый плохой, не может вот так взять и превратиться в омерзительное пресмыкающееся? А вы видели душителя старух Яковлева, здорового, наглого молодца, видели, как он рвался и кричал, когда его взяли с поличным, как он причитал, что отец его убьет, когда узнает? А Николаева, убившего свою жену, — боже, как он выл, голосил и вопил, что он не выдержит, если мы его посадим, и пытался биться головой о стену, чтобы нас разжалобить! Что, вы не видели этого? Вас там не было? Ну так считайте, что вы вообще ничего не видели в жизни, потому что в человеке таятся такие бездны низости, в которые и поверить-то толком невозможно, если сам с ними не сталкивался. Бывает, впрочем, и наоборот, когда тот, от которого этого никак не ожидаешь, проявляет героизм, о существовании которого ты совсем и не подозревал. Да, бывает и наоборот, и еще как бывает!

Впрочем, отставив в сторону лирику, признаю просто и честно, что в этот раз мы потерпели поражение. Будь я просто писателем, я бы обрисовала широкими штрихами торжество справедливости — хотя бы в масштабах одной отдельно взятой книги. Увы, действительность оказалась куда более суровой: как и подозревал Паша Ласточкин, гипнотизер не стал дожидаться, пока за ним придут, а просто сделал ноги. Антипенко вернулся ни с чем, и, оставив пока дело Лазаревых, мы все вместе занялись разработкой версии по делу Агриппины.

— Значит, так, — говорил Зарубин, бегая по кабинету. — Мы имеем девушку Лену, которая год назад выбросилась из окна. Теперь совершенно ясно, что этот случай к нашему делу отношения не имеет. Далее, мы имеем Максима Решетова, ухажера этой Лены, который исчез незадолго до убийства Агриппины, — раз. — Стас начал загибать пальцы. — Затем, мы имеем эту Агриппину, которая выбросилась из окна, — два.

— Не забывай, что, по показаниям охранника, она была жива, когда он от нее ушел, — вмешался Антипенко. — Если к ней никто после него не приходил, а охрана подъезда утверждает, что так оно и есть…

— Телефон, — подала я голос. — В комнате постоянно трезвонил телефон, когда мы вошли.

— И никаких следов борьбы, — добавил Ласточкин.

— А порванный браслет? — напомнил Стас.

— Порвался, когда она сцепилась с охранником, — тотчас нашлась я.

— Возможно, — нехотя согласился Зарубин. — Но тем не менее второе убийство — это именно убийство, абсолютно точно. Администраторшу Крылову выбросили из окна, и никаким самоубийством тут и не пахнет.

— А что, гипнотизер не мог просто ее убить, если она не оставила ему другого выхода? — спросила я. — Если, к примеру, она поняла, кто убил Агриппину, и угрожала немедленным разоблачением, и у него не было времени, чтобы провернуть фокус с гипнозом.

— Такое вполне может быть, кстати, — добавил Ласточкин.

— Вспомните третье убийство, когда из окна выбросилась секретарша, — сказал Антипенко. — Ведь она совершенно точно была в это время одна, и никто к ней не приходил.

— Минуточку! — внезапно сказал Ласточкин. — Тот, кто был у нее за день до гибели и закрывал лицо… Ведь по описанию это как раз и выходит Симонов! Вот когда он ее загипнотизировал, чтобы она покончила с собой! А на следующий день позвонил и…

Зарубин заметался, приволок флешку с записью с камеры наблюдения, и мы стали ее смотреть. Результат был однозначен: шрам на подбородке выдал гипнотизера, что называется, с головой.

Стас откинулся на спинку стула, держа в пальцах сигарету. В комнате было накурено так, что просто нечем дышать.