Теодор Старджон - Искатель. 1991. Выпуск №6

— И вся процедура тайная, с душком предосудительности… Вот это мне и не нравится, хотя я участвую в работе вместе с вами. Ветеран прав — без этого не обойтись. Но все должно быть по-другому!

— Комендантский взвод, залп на заре? — спросил Викентьев.

— Человечество накопило большой опыт, к сожалению, и в этом страшном деле. Вполне можно перенять что-то более подходящее.

Буренко закончил непривычно длинную речь и откинулся на спинку расшатанного стула.

— Так вот, залп с некоторого расстояния чаще всего калечит смертника, — по-прежнему тихо продолжал Викентьев. — И его все равно приходится добивать выстрелом в голову в упор, ничего красивого в этом нет. А что касается мирового опыта… Гильотина? Гаррота? Меч или топор? Это отбросим сразу. Электростул, на котором жарят заживо иногда десять-пятнадцать минут? Газовая камера, где корчится удушаемый? Виселица, с которой традиционно связано обесчещивание, позор и отсутствие покоя там, — Викентьев поднял глаза вверх.

— Или ядовитый укол в вену, против которого протестуют ваши коллеги потому, что он компрометирует медицинское ремесло?

Викентьев выдержал паузу, но Буренко отвечать не собирался.

— Только красиво и гуманно отправить человека на тот свет нельзя. И требовать от этого процесса эстетической формы — чистейшее чистоплюйство! Ассенизатор всегда пахнет дерьмом, а не французским одеколоном! Но если он не станет работать, дерьмом будем вонять мы все.

— К тому идет, — сердито буркнул Ромов.

— Я вам расскажу одну историю, доктор, — подался вперед Сергеев, и выражение его лица было не самым добродушным.

— Наш товарищ, Женя Гальский, сейчас умирает от рака. Он не совершил ничего плохого, наоборот — честно пахал всю жизнь и был отличным парнем. Ваши коллеги выписали его из больницы на пятый день и поставили крест — для них его уже нет на свете. Парень корчится дома, жена бегает по кабинетам, подписывает десятки бумажек, и ставит десятки печатей, чтобы купить промедол. Больше двух ампул в день не дают, а у нас же в здравоохранении это строго… И упаси Бог пустую ампулу разбить или выбросить, только на возврат, учет прежде всего…

Сергеев облизнул пересохшие губы, а Попов разлил остатки водки.

— Пришлось мне поймать одного негодяя и вытрясти из негр все что надо! У негодяев есть любые препараты и в любых количествах, без всяких рецептов, разрешений и печатей!

Сергеев нервно пристукнул ладонью, стол скрипнул, водка плеснулась в стаканах.

— Не хотите поморализировать на эту тему, доктор? Да насчет торжественности и ритуалов порассуждать?

В диспетчерской на миг стало совершенно тихо.

— Ладно, — сказал Ромов своим обычным тоном, — давайте за Женьку…

Субботник все-таки провели. Иван Алексеевич домовито наводил порядок в диспетчерской, Сивцев с Шитовым возились в гараже и подвале, Попов, Сергеев и Викентьев разбирали металлический хлам во дворе. Послонявшись по точке исполнения, к ним присоединился и Буренко. Григорьева на субботнике не было, да никто его и не собирался приглашать.

— Помогай, Васильич, — второй, третий и четвертый номера с натугой тащили проржавевший задний мост какого-то допотопного грузовика, и в голосе Викентьева ощущалась неподъемная тяжесть ноши.

Врач с готовностью вцепился в округлое железо и, пыхтя, принял свою часть веса. После выяснения отношений он разительно изменил поведение: ни иронии, ни саркастических шуток — справный мужик, охотно выполняющий общую работу.

— Вот так! — облегченно выдохнул Викентьев, когда мост с дребезжащим лязгом грохнулся в кучу металлолома. — Доктор — мужик здоровый! Давайте чуток перекурим…

Сплоченные общим трудом четверо мужчин присели на сваленные у забора доски.

— Скажу Шитову, чтобы пригнал автокран, — раздумчиво проговорил руководитель «Финала». — А то совсем пупки порвем!

На крыльце диспетчерской появился Иван Алексеевич Ромов. Он отряхивал руки и подслеповато щурился на неяркое осеннее солнце.

— Что это аксакал высматривает? Нас, что ли, ищет? — Попов хотел привстать из-за горы ржавого железа и махнуть ветерану рукой, но Сергеев придержал за локоть.

— Посмотри кино…

Ромов целеустремленно просеменил к щели между диспетчерской и гаражом, согнулся, оперевшись рукой о колено, и пошуровал в черном проеме. Потом сделал какие-то движения ногами, притопнул несколько раз, будто собирался пуститься в пляс.

— Галоши подбирает, — сдерживая смех, пояснил Сергеев. — Ну умора! Михайлыч, может, оформим ему как спецодежду — по ордеру?

Какие галошй? — по инерции спросил Попов, хотя тут же мелькнула неприятная, хотя и довольно правдоподобная догадка.

— С объектов! Федька с Петром их то в угол забрасывали, то в гараже прятали — везде находит!

Сергеев встал.

— Ай-ай-ай! Все видели! Неужели купить жалко?

Гигант перестал сдерживаться и от души расхохотался.

Таким веселым Попов его еще не видел.

Ромов дернулся, суетливо взбрыкнул ногой, но тут же степенно выпрямился.

— Вот вы где есть, оказывается, — он направился к коллегам. — А смешного, Сашенька, ничего-то и нет… Я ведь не, из жадности… Просто привык галоши носить, отвыкать поздно. А поди их купи сейчас…

Внезапно Попов ощутил прилив дурноты. Вновь появилось чувство, что он у самого края глубокого колодца. Вскочив, сделал несколько шагов назад от устрашающей бездны и уперся в бетонные плиты забора. Уф! Наваждение прошло, хотя сердце бешено колотилось и во рту пересохло.

— Правильно, Валерочка, — Ромов явно обрадовался возможности сменить тему. — Я тоже хотел забор осмотреть… Давай-ка пройдем вместе по периметру…

Попов как во сне шел вдоль шершавой серой стены. Повторившийся приступ внезапного страха всерьез озаботил его. И этот колодец — он отчетливо видел зияющее отверстие с сырыми скользкими стенками. Галлюцинация? Похоже… Как бы крыша не поехала!

— Высота два тридцать — два пятьдесят, — бубнил Ромов. — Электрозащиты, видишь, нету… Она по внешнему ограждению проходит, а здесь перелезай, пожалуйста, кто хочет!

— Там же завод, — вяло возразил Попов. — На территорию посторонний не пройдет.

— На заводе он, может, и не посторонний, но нам-то уж точно не свой!

Ромов в очередной раз преобразился. Сноровисто осматривал стену, вставал на цыпочки, пригибался, забыв про радикулит. Так идет по верному следу хорошо выдрессированная ищейка.

— А вон что это там такое? — вдруг спросил он, и ни умильности, ни старческой немощи не было в голосе. — Посмотри, Валерий, глаза у тебя получше!

Бетонные плиты забора были подогнаны плотно одна к другой, швы наглухо задраены цементом. Но в одном месте, метрах в двух от земли, цемент выкрошился. Небольшой пятачок сантиметра три-четыре — Валера прошел, не обратив внимания.