Сан-Антонио - Причёсывая жирафу

- Сейчас закрыто, синьор, - известил меня рыжий.

- Я знаю, - ответил я. - Я прибыл сюда не для того, чтобы выпить.

Блондинчик подкрасил себе губы и спросил, приближаясь ко мне и положив руку на бедро:

- Тогда зачем же?

- Эй! Минутку, Папа Пий XI, - прервал его рыжий.

Если я не поостерегусь, меня могут назвать президентом туринских педерастов. Вы уже видите меня возвращающимся в Париж в твидовой юбке и в зеленом козырьке, парни? Заметьте, я ничего не имею против твида, но юбки всегда стесняли меня во время бега.

Все это показывало, что эти "барышни" нашли меня по своему вкусу. Да, вкус у них действительно был! Теперь рыжий тоже начал выворачиваться, как мог. Пожалуй, здесь в скором времени будет из-за меня драка!

- Я французский журналист, - сказал я им. - Моя газета послала меня сюда по поводу убийства, которое произошло сегодня ночью.

- Какого убийства?

Они не притворялись, бездельники.

Я рассказал им про убийство Градос, и эти малютки залились слезами. А потом они стали возмущаться. И тот и другой. Рыжий помчался покупать газеты, чтобы узнать все подробности, а блондин стал осаждать меня вопросами. Я защищался, как мог.

- Кажется, прошлой ночью они приходили сюда, чтобы показать номер в Тортиколи? - спросил я.

- Да, - ответил блондин. На самом деле его звали Антуаном. - И это было замечательное зрелище. Они были голыми, лишь с листиком плюща на одном месте. Когда я вспоминаю их загорелые тела, то думаю, падре ди дио, разве возможно подобное? Скажите, разве возможно, чтобы их убили?

Я с полной уверенностью мог его заверить, так как имел грустную привилегию обнаружить их.

- Скажите мне, дорогой друг, - спросил я, - я полагаю, что Градос были здесь не одни?

- Да.

- И вы знаете этих друзей?

Внезапно недоверие промелькнуло в его глазах. Он с подозрением посмотрел на меня. Он даже не знал, следует ли ему отвечать.

Я вытащил билет достоинством в тысячу лир, такой же большой, как афиша цирка, и дал на него посмотреть моему блондину. Это целебное средство, действующее безотказно.

Очаровательный тип колебался.

- Как зовут этих друзей? - спросил я.

Его рука дрожала. Он посмотрел на улицу, на которой увидел возвышающегося товарища с газетой под мышкой. Тогда он быстро схватил банкноту и прошептал:

- Это маркиз Умберто ди Чаприни.

- Где он живет?

- У него свой частный дворец около парка Астопуненио.

- Большое спасибо, - сказал я ему по-французски.

Рыжий вошел, рыдая над газетой. Я оставил парней наедине с их печалью. Это их личное дело.

Я остановил такси и сказал, чтобы меня отвезли в музей Блекораджи. Он был осажден прессой и публикой. Я подошел к легавому, который сторожил вход, и показал ему свою полицейскую карточку, пояснив, что я его французский коллега, присланный из Парижа, чтобы наладить контакт с фликами Турина.

Этот тип пропустил меня.

Галерея, из которой был украден Рафаэль, - самая замечательная в музее. В ней находились замечательные картины, но отсутствие Рафаэля заметнее присутствия других полотен. Отсутствие всегда заметно. Вот, например, когда у вас тридцать два зуба, лишитесь хотя бы одного из них все это заметят.

Пустая рама Рафаэля имела идиотский вид: одна, без картины, на белой стене. Это очень грустно, но это так.

Стоя посреди группы репортеров, синьор Туттикуанти рассказывал о том, как он обнаружил пропажу картины. Я присоединился к репортерам, чтобы тоже послушать.

Хранитель рассказывал, что ни одна из дверей не была взломана. Накануне вечером начальник охраны, синьор Грозопино, сделал обход, удостоверился, что все картины находятся на своих местах, закрыл двери и окна, которые все снабжены специальной сигнализацией, и проверил, все ли посетители покинули музей.

При обходе его сопровождали сторожа Купетадиане и Саффило. Все эти три персоны присутствовали здесь и с жаром подтвердили все сказанное.

Я отделился от основной массы, чтобы произвести быстрый осмотр музея.

Последний, кроме окон, располагал лишь двумя выходами: главным подъездом и незаметной дверью, которая ведет в квартиру хранителя.

Замки на дверях были внушительными. Спрятаться здесь было невозможно, так как вся мебель музея состояла из банкеток, покрытых лаком. Если бы кто-нибудь спрятался под одной из них, его бы немедленно обнаружили. И, к тому же, нужно было бы, чтобы этот кто-нибудь вышел из музея до того, как обнаружили пропажу картины, а синьор Туттикуанти настаивал: когда он обнаружил пропажу, все выходы были крепко заперты.

Вот еще одна тайна: как грабитель вышел из музея? Если это была бы единственная кража, я заподозрил бы хранителя, потому что он был единственным, кто мог проникнуть ночью в галерею, но после всех тех краж картин, которые произошли во Франции, его виновность оказывалась весьма сомнительной.

Я ушел так же скромно, как и появился, и вернулся в цирк.

Было уже поздно - 12 часов, - а первое воскресное представление было назначено на 13.45.

Белая "ланчия" стояла по-прежнему на своем месте.

Я бросился в наш фургон и увидел Толстяка, сидящего верхом на стуле и устремившего свой взор в окно.

- Ничего нового, Беру?

- Вещи! - ответил он, что в переводе с языка Беру означает "ничего".

Он в ворчливом настроении. Он провел утро, сидя неподвижно и уставившись в одну точку, и по его телу стали бегать мурашки, а в глазу начинался ячмень.

- Иди завтракать, я тебя заменю.

- Не голоден, - бросил он.

Я задрожал.

- Ты сказал?..

- Я сказал, что у меня нет охоты жрать. Это что, непонятно сказано, а? Видимо, вчера я слопал что-то не совсем свежее.

- И ты не сможешь проделать свой номер?

- Разумеется, смогу. Ведь есть разница между желанием жрать и возможностью жрать, а? Просто я не хочу жрать, заполнять свой желудок перед тем, как выйти на сцену.

- У тебя плохой вид.

- Это потому, что я недостаточно двигаюсь. У тебя тоже видик... Боже мой!..

Толстяк так подскочил, что его сиденье упало вместе с ним. Он лежал на полу на своем толстом заде и выглядел как упавшая груша.

Он поднял руку и замахал ею.

- У тебя закружилась голова? - обеспокоился я.

- Нет! Это "ланчия"! Скорее! Она только что отъехала!

Он не успел окончить своей фразы, как я уже выскочил наружу.

6

Беру не солгал: в самом деле, белая "ланчия" покойной мадам Кабеллабурна удалялась с площади.

Я был в ярости. Если бы, по крайней мере, здесь был мой "ягуар", я мог бы помчаться за ней. Что делать? Что не делать? Куда идти? Куда не идти?

Я с беспомощным видом смотрел на удаляющееся белое пятно. Потом мое напряжение разрядилось тройным сальто-мортале.

Тяжелый грузовик, нагруженный лесом, въехал на площадь, на минуту загородив въезд на нее.

Ваш Сан-Антонио взял ноги в руки и показал мировой рекорд в беге по мусору на восемьсот метров.