Йен Колдуэлл - Правило четырех

Мы оба ошеломленно молчим.

Тафт поворачивается в нашу сторону.

— Я работал над этой книгой тридцать лет, — со странным спокойствием говорит он. — И что же? Здесь даже нет моего имени. Ты ни разу не поблагодарил меня, Пол. Ни когда я познакомил тебя со Стивеном Гелбманом. Ни когда получил доступ в хранилище редких книг. Ни когда я предоставлял тебе неоднократные отсрочки. Никогда.

Пол молчит.

— Я не позволю, чтобы ты отнял у меня все, — продолжает Тафт. — Мне пришлось ждать слишком долго.

— У них есть другие мои отчеты, — невнятно бормочет Пол. — У них есть отчеты Билла.

— Никаких отчетов они от тебя не получали. — Тафт открывает ящик стола и достает стопку бумаг. — И от Билла, разумеется, тоже.

— Вам их не обмануть. Вы не публиковались по «Гипнеротомахии» более двадцати пяти лет. Вы даже не работаете с ней.

Тафт качает головой:

— Я уже отослал в «Ренессанс куотерли» три предварительных наброска статьи. Моя вчерашняя лекция привлекла необходимое внимание. Я уже получаю звонки с поздравлениями.

Письма Билла… Эти двое, Стайн и Тафт, должно быть, давно подбирались к исследованиям Пола, ненавидя и подозревая друг друга.

— У него есть заключение с выводами, — говорю я, видя, что Пол совершенно растерян. — Он никому не говорил о них.

Удивительно, но Тафт реагирует на мои слова почти равнодушно.

— У тебя есть выводы, Пол? Ты так быстро добился успеха? Чему же мы обязаны таким прорывом?

Он знает о дневнике.

— Это вы подсунули дневник Биллу, — шепчет Пол.

— Вы понятия не имеете о том, что он сделал, — говорю я.

— А ты такой же безумец, как и твой отец. — Тафт смотрит на меня. — Думаешь, если мальчишка смог разгадать значение дневника, то это не по силам мне?

Взгляд Пола мечется по комнате.

Я пожимаю плечами:

— Отец считал вас глупцом.

— Твой отец умер, так и не дождавшись своей музы. — Он смеется. — Открытия делают не те, кто ждет вдохновения, а те, кто подчиняет себя дисциплине. Твой отец никогда не слушал меня и пострадал за это.

— Он был прав, а вы ошибались.

Пламя ненависти вспыхивает в глазах Тафта.

— Тебе нечем гордиться, мальчик. Все знают, как он кончил.

Я бросаю взгляд на Пола, не понимая, на что намекает это чудовище, но наш друг уже отошел от стола и стоит у книжной полки.

Тафт подается вперед.

— Его трудно винить. Неудачник, опозоренный… А то, что научный мир отверг его книжку, стало последним ударом.

У меня нет слов.

— Его не остановило даже то, что в машине был сын. Весьма показательно, — продолжает Тафт.

— Это был несчастный случай…

Тафт улыбается, и мне видятся за этой улыбкой тысячи острых зубов.

Я делаю шаг вперед, и край стола упирается в шрам на ноге. Чарли пытается остановить меня.

— Вы виноваты в его смерти!

Мой крик наполняет комнату.

Тафт медленно поднимается и выходит из-за стола.

— Том, осторожнее, он тебя провоцирует, — негромко говорит Пол.

— Он сам предпочел умереть.

Я толкаю его изо всех сил, и он тяжело, всем весом, падает на пол. Пол под ногами дрожит. Мир как будто раскалывается: крики, вспышка света, туман перед глазами. Чарли тянет меня назад.

— Хватит!

Я пытаюсь вырваться, но Чарли сильнее.

— Хватит! — настойчиво повторяет он, обращаясь к стоящему над Тафтом Полу.

Поздно. Профессор поднимается и делает шаг ко мне.

— Держитесь подальше от Тома, — предупреждает Чарли, выставляя руку.

Пол, не обращая на нас никакого внимания, ищет что-то на полках. Тафт останавливается и, опомнившись, тянется к телефону.

Чарли дергает меня за руку:

— Быстрее! Надо смываться!

Тафт набирает короткий номер.

— Полиция, — говорит он, не отводя от меня глаз. — На меня напали в моем же кабинете. Прошу приехать.

Чарли толкает меня к двери.

В этот же момент Пол бросается к открытому сейфу и выгребает содержимое. Книги и стопки бумаг летят на ковер. Не удовлетворившись этим, он начинает срывать полки, а затем, схватив какие-то папки, выскакивает за дверь, даже не взглянув на нас с Чарли.

Мы устремляемся за ним. Тафт выкрикивает наши имена. Его голос эхом разносится по пустому коридору.

Мы бежим к темным подвальным ступенькам, когда дверь вверху распахивается и нам в лицо бьет порыв холодного воздуха.

— Оставаться на месте! — кричит полицейский, спускаясь по узкой лестнице.

Мы замираем.

— Полиция кампуса! Не двигаться!

Пол смотрит через мое плечо в дальний конец коридора.

— Делай, что говорят, — шипит на него Чарли.

Но я уже знаю, что привлекло внимание Пола. В конце коридора, за хлипкой деревянной дверью находится дворницкая, из которой можно попасть в туннель.

— Там небезопасно, — тихо говорит Чарли, подвигаясь к Полу. — Ремонтники…

Сочтя движение Чарли за попытку бегства, один из прокторов торопливо сбегает по лестнице. В этот же миг Пол срывается с места и мчится к дворницкой.

— Стой! Туда нельзя!

Но Пол уже отбрасывает дверцу и исчезает в проеме.

Чарли не тратит время на раздумье и, прежде чем прокторы успевают добежать до нас, несется вслед за ним. Я слышу глухой стук и его голос:

— Пол!

— Выходите оттуда! — ревет у меня за спиной полицейский.

Ему никто не отвечает.

— Надо вызвать…

Закончить он не успевает, потому что из бойлерной доносится вдруг сильное шипение, и я сразу понимаю, что случилось: внизу лопнула паровая труба. И только теперь мы слышим крик Чарли.

Люк зияет передо мной черной пустотой, и я прыгаю наугад. От удара о землю во мне срабатывает какой-то механизм, и в кровь мгновенно впрыскивается изрядная доза адреналина. Боль затихает, не успев распространиться. Я заставляю себя подняться. Где-то далеко стонет Чарли, и я иду на стон, не обращая внимания на приказы прокторов. Наконец до одного из них доходит, в чем дело, и он, опустившись над люком, кричит:

— Мы вызываем «скорую»! Слышите?

Я пробираюсь сквозь туман и наконец нахожу Чарли у поворота трубы. Он неподвижно лежит на земле. Одежда разорвана, волосы спутались. В проходящей рядом, у самого пола, трубе рваная дыра.

— М-м-м-м… — стонет Чарли.

Я ничего не понимаю.

— М-м-м-м…

Похоже, он пытается произнести мое имя.

Грудь у него мокрая. Похоже, струя пара ударила прямо в живот.

— М-м-м-м… — бормочет он, теряя сознание.

Стиснув зубы, я стараюсь поднять его, но это все равно что пытаться сдвинуть гору.

— Ну же, Чарли, — умоляю я, дергая его за куртку. — Не отключайся.

Он, похоже, уже не слышит.

— Помогите! — кричу я. — Пожалуйста, помогите!

Под разорванной рубашкой темнеет почти неподвижная грудь.

— М-м-м-м… — хрипит Чарли.

Хватаю его за плечи и встряхиваю еще раз. За спиной наконец слышны шаги. Луч фонарика прорезает туман, и я вижу санитара. За первым появляется второй. Они бегут ко мне.