Ллойд Биггл-младший - Шерлок Холмс и дело о фруктах

— Он говорил с вами когда-либо о финансовых проблемах?

— Перед свадьбой он откровенно рассказал мне о финансовом положении Квалсфордов. Я знала, что ему потребуются годы, чтобы исправить ситуацию и восстановить прежний достаток. И он работал над этим. Я не понимаю, почему вы спрашиваете о деньгах, мистер Холмс. Для нас деньги никогда не имели значения. Я не ожидала, что мы будем жить в роскоши. Я знала, что в первые годы после женитьбы ему было очень трудно, но наша семья ни в чём не нуждалась. Конечно, мы не могли позволить себе дорогих развлечений или слуг, вышколенных в городе. Большая часть мебели обветшала и продолжает ветшать. Но меня это вовсе не угнетало.

— Приходили ли к нему странные посетители, люди явно не его круга?

— Кто в Хэвенчёрче принадлежит к его кругу? — презрительно проговорила миссис Квалсфорд. — Нет, мне неизвестно, чтобы он принимал необычных посетителей, относящихся к другому классу. Это маленькая деревушка, все друг друга знают. Местные не любят меня из-за моего иностранного происхождения. Но у меня нет оснований относиться к ним так же. Они добрые люди, несмотря на всю свою ограниченность. Викарий оказывал нам постоянную поддержку. Я чувствую себя здесь дома, потому что это был дом Эдмунда, и именно здесь должны вырасти мои дети.

— Были ли у Эдмунда враги?

— Вы не задали бы этот вопрос, мистер Холмс, если бы знали его. Он относился к тем людям, у которых не может быть врагов. Он помогал всем, кто в этом нуждался. Он всегда умел разрядить обстановку там, где царила враждебность. Кто мог быть врагом такого человека?

— Ваша золовка попросила нас сообщить, что она никоим образом не претендует на фамильное поместье Квалсфордов. Она никогда и не стремилась к этому. Она не может понять, почему вы решили, будто она станет пытаться лишить детей Эдмунда, которых она нежно любит, их родового поместья.

Ларисса Квалсфорд вспыхнула, затем вновь побледнела:

— Викарий говорил мне, что я не только слишком резко вела себя с ней, но и обвинила в том, чего она не делала. Он передал мне такое же сообщение, и я уже написала ей письмо с извинениями.

— Ваша золовка привезла моего помощника в Хэвенчёрч. Когда он впервые вошёл к вам в дом, вы встретили их у двери и сказали ей, что она довела вашего мужа до самоубийства. Что явилось основанием для такого заявления, миссис Квалсфорд?

Она слабо улыбнулась:

— Возможно, от горя я не сознавала, что говорю. Я всегда немного ревновала к Эмелин. У них с Эдмундом было так много общего, это тянулось ещё с детства — игры в слова, общие воспоминания о давних событиях. Они часто разговаривали друг с другом, и, хотя не делали из этого тайны, мне всегда казалось, что они как бы исключают меня из разговора. Потом, когда Эдмунд умер, наверное, мне просто нужно было кого-то обвинить в этом. Я стала думать, что, если бы в тот день Эмелин осталась дома, то вполне могла бы предотвратить его смерть. Но ведь и я тоже могла помешать ему умереть, если бы была дома.

Ларисса Квалсфорд вновь подавила рыдания, уткнувшись в платок.

— Мне казалось, она принуждала его стремиться всё к большему богатству. Я всегда чувствовала это, а в тот момент мне показалось, что она понуждала его к большему, чем способен был выдержать его мозг. Видите ли, моя реакция была следствием соединения множества мелочей, и я страшно сожалею о том, что наговорила Эмелин.

Шерлок Холмс кивнул в знак понимания:

— Ваш муж часто употреблял слово «питахайя». Вы знаете, откуда оно у него появилось или что оно означало?

— Это не было его словом, — ответила Ларисса Квалсфорд.

Шерлок Холмс насторожился:

— Не было его словом? Но ведь многие слышали, как он употреблял его.

— Это было словечко моего брата, — пояснила Ларисса. — По-моему, это какая-то бессмыслица. Мой брат употреблял его в шутку. Эдмунд перенял у него это словечко, когда они вместе учились в университете.

За время нашего разговора с Лариссой Квалсфорд стемнело. На обратном пути в Хэвенчёрч Шерлок Холмс предоставил лошади двигаться с такой скоростью, которую она предпочитала сама. Откинувшись на сиденье, он задумчиво сказал мне:

— Теперь легко понять, почему местные жители так невзлюбили Лариссу Квалсфорд. Вероятно, в прошлом «Морские утёсы» были своеобразным центром общения для жён местного дворянства и окружающих общин. Жена Эдмунда не смогла придерживаться этой традиции, потому что на это у неё попросту не было денег. Она происходит из состоятельной семьи; вытертые ковры и бедная обстановка, вероятно, смущали её даже тогда, когда она устраивала приёмы для самых близких друзей. По её стандартам, это был обедневший дом, и она неохотно приглашала в него женщин из Хэвенчёрча. Именно поэтому и её приглашали к себе немногие.

— Теперь, когда её муж умер, она, вероятно, не получит ни одного приглашения, — заметил я.

— Мы должны приложить все усилия, чтобы сохранить репутацию, которую создал себе Эдмунд Квалсфорд. Конечно, у нас может ничего и не получиться. Но мы должны попытаться произвести арест его убийцы таким образом, чтобы Эдмунд не стал его жертвой вторично. Он уже получил то, что любители сенсаций называют «высшей мерой наказания».

— Был ли он связан с контрабандистами? — спросил я.

— Да, и весьма тесно. Но я не намерен разоблачать его больше, чем того потребуют обстоятельства.

Когда вернулся сержант Донли, он выглядел так же, как его взмыленная лошадь. Он нашёл нас в «Королевском лебеде», где мы разговаривали с мистером Вернером. Шерлок Холмс заказал пинту пива для сержанта и вернулся к разговору с владельцем гостиницы.

Он расспрашивал его о прошлом Мертли по прозвищу Дохлая Свинья. Сержант Донли слушал их разговор с нарастающим нетерпением. Он жаждал отчитаться о своей работе, но, конечно, он не мог этого сделать, пока мистер Вернер находился поблизости.

— Какова была официальная точка зрения в связи с делом о мёртвой свинье? — наконец обратился к сержанту Шерлок Холмс.

— Всё это случилось задолго до моего назначения, — ответил сержант Донли. — Но думаю, Хьюз вряд ли подавал официальное заявление.

Шерлок Холмс задумчиво соединил кончики пальцев:

— В этой истории имеется по крайней мере одно преувеличение. Фигурирующие в ней свиньи названы необычайно большими, но они скорее всего были обычного размера, а возможно, даже меньше. Будь они такими большими, как утверждает молва, Мертли не смог бы совершить подмену, не оставив явных следов. Даже средняя свинья весит намного более ста фунтов. С другой стороны, история бы потеряла свою ударную силу, если бы в ней упоминались не свиньи, а поросята. И желание рассказчика произвести впечатление заставило поросят немножко подрасти. Подобные преувеличения содержатся в очень многих исторических описаниях. Портер, я часто размышлял над тем, каким прекрасным времяпрепровождением в старости может быть переписывание истории с помощью дедуктивного метода.