Джеймс Паттерсон - Гонка на выживание

Это оказалась подставка, на которую падают все опущенные в кружку деньги. «Вот как, значит, это делалось, — подумал Симус, глядя на преступника, высыпающего в ладонь монеты и несколько ассигнаций. — Изобретательно. Выдающийся ум для грабителя кружки».

Симус разулся, тихо встал и в одних носках крадучись вышел в проход. От преступника его отделяло меньше десяти футов, он бесшумно приближался к нему и вдруг ощутил в носу неприятное покалывание, такое сильное, что Симус не сдержался.

Чих прозвучал в мертвой тишине церкви как выстрел. Испуганный вор резко оглянулся и бросился к двери. Симус успел сделать два быстрых шага, поскользнулся и повалился вперед, вытянув руки.

— Попался! — выкрикнул он, схватив вора за талию.

Они стали бороться, и монеты со звоном посыпались на мраморный пол. Противник Симуса перестал вырываться и… заплакал.

Симус крепко схватил его за шиворот, подтащил к настенному выключателю и включил свет.

И в изумлении воззрился на открывшееся его глазам. То был ребенок. И не просто ребенок.

Грабителем оказался Эдди, девятилетний сын Майка.

— Господи, Эдди. Как ты мог? — сокрушенно спросил Симус. — Эти деньги идут на покупку еды для бедных, у которых ничего нет. А ты… ты живешь в хорошей квартире, у тебя есть все необходимое, и еще получаешь карманные деньги. Не говори, будто ты маленький и не знаешь, что воровать дурно.

— Я знаю, — сказал Эдди, утирая слезы и глядя под ноги. — Только не могу удержаться. Может, мои настоящие родители были преступниками. Наверно, у меня плохая кровь. Воровская.

Симус возмущенно фыркнул.

— Воровская кровь? Что за ерунда? — Он схватил парнишку за ухо и повел к двери. — Бедная Мэри Кэтрин, должно быть, беспокоится о тебе. Отправляйся домой. У тебя будет вся задница в синяках, когда отец узнает об этом.

Ко времени моего возвращения к Бланшеттам на Пятую авеню вечеринка была в разгаре. Выйдя из лифта, я услышал рев танцевальной музыки. В обшитом панелями холле меня едва не ослепили сполохи света — высокопоставленные чиновники и их экзотичные жены развлекались в своей манере.

«Да, полицейскому в этом городе скучать не приходится», — подумал я. Из ада выгоревшей квартиры до «Ярмарки тщеславия» за десять минут.

Дворецкий объявил, что мистер и миссис Бланшетт не могут присутствовать из-за чрезвычайного происшествия в семье, но хотят, чтобы гости веселились. Они мне поверили. Разодетые молодые люди и едва прикрытые девицы вертели бедрами в мерцающем свете. Я прошел мимо живой статуи, трансвестита, изображающего Бетти Пейдж, женщины в костюме танцовщицы из Лас-Вегаса, парня, наряженного птицей. Я покачал головой, когда он прошествовал, хлопая крыльями. Может, он представлял исчезающий вид пернатых, который пытались сохранить эти люди? Нет, этот вечер посвящался другой благотворительной цели, только я не мог вспомнить, какой.

— Кто твой дерматолог? — прокричали возле моего уха, когда я проталкивался через толпу.

— Эти белые трюфели очень сложные и вместе с тем совсем простые, — послышалось с другой стороны.

Я обернулся, когда меня хлопнули по плечу. Это был мужчина средних лет в черном костюме, со следами подозрительного белого порошка под носом.

— Слушай, я не видел тебя после открытия, — сказал он. — Как там на Майорке?

— Замечательно, — ответил я, пятясь к кухне.

Я даже заметил одного из редакторов «Нью-Йорк таймс», которого едва не арестовал, он разговаривал возле бассейна с мужчинами в костюмах. Возможно, они решали судьбу завтрашних новостей.

Добравшись наконец до своего командного пункта, я посидел немного, прижавшись лбом к прохладному, успокаивающему нервы граниту кухонного стола.

Последнее открытие, засевшее в моей больной голове, было лишено смысла. Как мог Томас Гладстон не быть тем, кого мы искали?

Как ни пытался я свести факты воедино, ничего не получалось. Гладстон разводится, теряет работу, а потом кто-то другой убивает его семью? И как быть с тем маленьким фактом, что стюардесса «Эр Франс» опознала его по фотографии в альбоме? Она солгала? Если да, то почему? Нужно ли допрашивать ее снова?

Я перестал ломать голову и позвонил охранникам. Все вроде бы в норме. На улице спокойно. Все двери и окна первого этажа проверены и перепроверены.

— У нас повсюду натянута проволока, — сообщил по радио из вестибюля Стив Рено.

— Как мои нервы, — ответил я.

— Выпей, Микки, стакан шампанского, — сказал лейтенант спецназа. — Или займись любовью с одной из светских девиц. Мы не проболтаемся. Тебе нужно немного расслабиться.

— Предложение соблазнительное, — ответил я. — Но к счастью, Стив, мне нужно только поспать.

Возле другого здания с роскошными квартирами Учитель присел возле решетки у тротуара и принялся открывать ее ломом. Полицейские за этим местом не наблюдали, он удостоверился.

Через несколько минут он откинул решетку. Влез в люк и бесшумно закрыл ее за собой. Противно, отвратительно, но если хочешь проникнуть в одно из манхэттенских довоенных зданий, неприступных, как Форт-Нокс, нужно потерпеть.

Луч тонкого фонарика, который Учитель держал во рту, играл на бетонных стенах. Грязь пропитала его трехсотдолларовые носки — горы сигаретных окурков и оберток от жвачки; мокрый мусор; пустая ампула из-под крэка.

Он снял пиджак, скомкал его и, приложив к пыльному подвальному окну под решеткой, резким ударом выбил стекло. Замер, прислушиваясь, не раздастся ли крик или сигнал тревоги. Тишина. Просунул внутрь руку, нашел оконный шпингалет и вполз, извиваясь, в темный подвал.

Он быстро пошел по коридору, окаймленному пыльными шкафами, полными ненужных вещей — старых деревянных лыж, велоэргометров, восьмидорожечных магнитофонов. «Высшее общество хранит ту же дрянь, что и большинство других идиотов, — подумал он и замедлил шаг возле двери, из-за которой доносилась испанская музыка — наверняка квартира управляющего. И бесшумно прошел мимо.

Свернув направо, Учитель вошел в грузовой лифт старого образца, позволил наружной двери закрыться и задвинул медную решетку внутренних створок.

И тут заметил, что его рука в крови. Алые капли скатывались по большому пальцу и падали на потертый линолеум.

Поморщившись, Учитель закатал рукав. Черт, он порезался, когда выбивал окно. Как вам это нравится? Он был так возбужден, что ничего не заметил.

«Чуть-чуть крови, стоит ли обращать на это внимание?» — подумал он, снимая с предохранителей штурмовые пистолеты, и стал подниматься.

Скоро ее будет много.

Когда Учитель выпустил рычаг грузового лифта, кабина слегка содрогнулась и остановилась. Гудевший мотор, щелкнув, умолк, и он затаил дыхание. Тишина.