Джеймс Паттерсон - Гонка на выживание

При этом воспоминании он улыбнулся. То была его последняя игра, но самая лучшая в жизни. Он сломал нос тренеру с третьей базы и едва не прокусил ухо их принимающему. Если уж уходить, то вот таким образом. Жаль, что потом он больше не видел той девушки. Но она запомнит его на всю жизнь.

Учитель отогнал воспоминания и сунул «трео» обратно в барсетку. Встал, потянулся и принял стойку бегуна на старте, касаясь пальцами гравийной дорожки.

Теперь он был настроен по-боевому. Настало время приниматься за дело.

Бах! — выстрелил воображаемый стартовый пистолет.

И он сорвался с места, отбрасывая гравий сильными ногами.

Первым шагом в его плане было создание дымовой завесы. На тротуаре между Сороковой и Сорок первой улицами Учитель увидел превосходную возможность — пожилой бизнесмен неосторожно переходил Шестую авеню.

«Рази, как кобра», — подумал он, меняя направление бега.

Он врезался в этого человека, словно футбольный полузащитник, взял в захват его шею и потащил на тротуар.

— Эй! Что за черт? — пыхтел бизнесмен, слабо вырываясь.

— Переходи улицу на зеленый свет, — нараспев произнес Учитель и швырнул его на тротуар. — Как разумный человек, а не бессмысленное животное.

И уже через несколько секунд он снова бежал во весь дух, работая руками и высматривая очередную мишень. И заметил азиата, доставщика заказов из ресторана, тот спешил по противоположному тротуару, лавируя в толпе и толкая других пешеходов.

Учитель снова мгновенно сменил направление и помчался через улицу наперерез транспортному потоку под рев клаксонов, визг тормозов и громкую брань.

Пакеты с едой навынос взлетели, будто вспугнутые голуби, когда он остановил доставщика ударом предплечья по горлу.

— Где пожар, приятель? — зарычал Учитель. — Это тротуар, а не беговая дорожка. Прояви немного учтивости, понял?

И снова понесся, едва касаясь тротуара. Он чувствовал себя необыкновенным, непобедимым. Он мог взбегать по стеклянным фасадам административных зданий и спускаться по обратной стороне. Мог бежать вечно.

— Мы вас растрясем! — закричал он в испуганные лица. Он терпеть не мог эту песню, но, черт возьми, сейчас она была как нельзя кстати.

Люди останавливались и глазели на него. Уличные щеголи, продавцы горячих сосисок, водители радиофицированных автомобилей и рассыльные на велосипедах благоразумно уступали ему дорогу.

На улицах пресыщенного Манхэттена трудно привлечь к себе внимание, но ему это удавалось.

Свет, отражаемый темными стеклами чудовищных зданий, лился на него святой крещенской водой. Его лицо расплывалось в широкой усмешке, глаза туманили слезы счастья.

Он возбудил всеобщий интерес. После всех препятствий это было здорово.

Учитель соскочил с тротуара и помчался к Центральному парку.

Через двадцать минут Учитель выбежал из Центрально парка на Верхний Ист-Сайд. Позади осталось более тридцати кварталов, но он почти не ощущал этого. Даже не запыхался. Пересек фешенебельную Пятую авеню и побежал на восток по Семьдесят второй улице.

Наконец Учитель остановился перед изысканно украшенным четырехэтажным зданием в стиле французского шато на юго-восточном углу Семьдесят второй улицы и Мэдисон-авеню — магазином Ральфа Лорена.

Его первая значительная мишень.

Учитель взглянул на часы, дабы убедиться, что не вышел из графика, и внимательно осмотрелся. Полицейских не было видно, и неудивительно. Магазин находился в центре самого населенного района. Примерно пятьдесят полицейских, может, чуть меньше, считая больных и находившихся в отпуске, должны были защищать более двухсот тысяч человек. «Повезло», — подумал Учитель. Открыл инкрустированную бронзой дверь и вошел внутрь.

Учитель огляделся, рассматривая персидские ковры, люстры и картины на пятнадцатифутовых стенах с панелями из красного дерева. Не какой-нибудь там «Ки-март». Антиквариат и цветочные композиции, кашемировый трикотаж и платья на пуговицах, разложенные с искусной небрежностью. Казалось, будто ты вошел и увидел семейство Вандербилтов, распаковывающих вещи после проведенного в Европе лета.

Словом, вид отвратительный. Учитель взбежал по широкой лестнице в мужской отдел.

За старомодным застекленным прилавком с галстуками стоял человек с прилизанными волосами в безупречно скроенном костюме-тройке. Он слегка приподнял бровь, выражая презрение к приближавшемуся неряшливому шуту.

— Могу я помочь вам? — произнес он со снисходительностью, граничившей с ехидством. Учитель знал, что если ответит «да», продавец расхохочется.

Поэтому лишь улыбнулся.

— У нас проблемы с языком, сэр? — вполголоса спросил злобный мерзавец и, оставив напускную изысканность, заговорил на гораздо более грубом бруклинском диалекте: — Сейчас всем нужны барсетки. Может, вам отправиться в другой магазин?

Учитель снова промолчал. Расстегнул маленький пакет и, достав два предмета, похожих на сырные палочки — это были затычки для ушей со стрельбища, — неторопливо вставил одну в левое ухо.

Галантерейщик смутился и снова заговорил с напускной изысканностью:

— Простите, сэр. Я не понял, что вам нужен слуховой аппарат. И все же, если вы ничего не покупаете здесь, боюсь, я вынужден просить вас уйти.

Учитель помолчал, продолжая держать в пальцах вторую затычку, и наконец произнес:

— Собственно, я здесь затем, чтобы преподать тебе урок.

— Преподать урок мне?

— В умении торговать, — сказал Учитель, имитируя его высокомерный тон. — Ты был бы куда успешнее, если бы научился почтительно обращаться со всеми покупателями. Смотри, как это делается.

Он вставил в ухо вторую затычку, потом снова полез в барсетку и вынул смазанный пистолет.

— Вот это, — заговорил он, — «кольт-М девятнадцать-одиннадцать», полуавтоматический, сорок пятого калибра. Хотите, испытать его, сэр? Право, думаю, он произведет на вас впечатление.

Учитель снял оружие с предохранителя и взвел курок.

Продавец широко раскрыл рот. Губы его задвигались, он, заикаясь, произносил слова, которые Учитель едва слышал:

— О Господи… оч-чень извиняюсь… — Мягкая рука с маникюром спешно метнулась к кассовому аппарату и открыла ящик. — Пожалуйста, берите все…

Но другая рука опустилась под прилавок к спрятанной тревожной кнопке.

Учитель ожидал этого. Его палец дернулся, и первый патрон сорок пятого калибра прогремел, как динамитная шашка, стекло прилавка со звоном разлетелось в осколки. Продавец пронзительно закричал и отпрянул назад, сжимая искалеченную, окровавленную руку.

— Я здесь не для того, чтобы брать, — негромко сказал Учитель. — Я здесь затем, чтобы дать тебе то, чего ты хотел всю жизнь, но боялся попросить. — Искупление.