Светлана Алешина - Бокальчик с ядом

— А я не верю, — отозвалась Светлана.

— Это еще почему?

— Потому что Илья мне говорил, что ты не любишь таких, как я. Ты любишь девок с буферами и длинными ногами.

— А ты плоская, и ноги у тебя короткие, — саркастически заметил Гульков.

— Злой ты и нехороший, — отреагировала Воронова.

Впрочем, интонации, с которой высказывалась Светлана, могли позавидовать начинающие кокетки из старшей группы детского садика.

Гулькова же все, что говорила Света, только забавляло. И даже возбуждало. Поскольку приехал он сюда отнюдь не для детсадовских игр в прятки.

Поэтому, докурив в быстром темпе сигарету, он подошел к сидевшей на стуле Светлане и, обняв сзади, начал гладить ее грудь.

— Дима, мы же договорились — идет телесериал. Неужели тебе неинтересно посмотреть на меня на экране?

— Я и так тебя вижу, не на экране, а в реальности. И это лучше, — резонно возразил ей Гульков, тяжело дыша и постепенно опуская свои руки ниже, в район мини-юбки.

В эту субботу Светлана казалась ему особенно сексуальной. И ее постоянная улыбка, открытое, почти детское лицо и при этом неожиданно необыкновенная начитанность и живая реакция — все это вместе действовало на него очень возбуждающе.

— Отстань от меня, ты же меня не хочешь, — продолжала жеманничать Света.

— Я лучше тебя знаю, хочу или нет, — возражал Гульков. — А Илья говорил тебе так потому, что сам на тебя облизывается!

— Илья? — Светлану так взволновало это утверждение, что она отвела взгляд от экрана и изумленно уставилась на Гулькова.

— Да, по-моему, только тупой может этого не замечать.

— Ну, может быть, он и имеет какие-то серьезные намерения, — хохотнула Света, — но это же не значит, что я должна с ним спать!

— Почему? — деланно-простодушно поднял брови Дмитрий. — Почему тебе не проявить гуманность и не откликнуться на его чувства с той широтой души, которая тебе свойственна?!

— Ой, Димка, ох, фантазер! — ласково глядя на литературного редактора, сказала Светлана. — Я же не благотворительное общество! И вообще — зачем ты решил меня под него подложить?! Я тебе что, надоела?

— Как ты могла такое подумать? — сразу же изменился в лице Гульков и изобразил на нем глубочайшую озабоченность. — Просто у Ильи сейчас сложный период — в газете черт знает что происходит…

— Да, — сокрушалась Воронова.

— Кстати, я пригляделся и понял, что эта новая дамочка, Лариса, нанята Ильей, чтобы за нами присматривать.

— Да ты что? — повысила голос Светлана. — С чего ты взял?

— Потому что должность, которую она занимает — менеджер по рекламе, — нам на фиг не нужна. И вообще она, по-моему, ничего не делает, а только изображает активность. А вот зыркает глазами постоянно.

— Ну, если всех записывать в сексоты только из-за зырканья глазами…

— Я тебе точно говорю! — настаивал на своем Дмитрий. — Все-таки интересно, кто же заварил-то такую кашу в нашей богадельне? Надо же, Пономареву умертвили, Маточкина по башке железкой угостили…

Светлана сдавленно засмеялась.

— Ничего смешного, между прочим, — сказал Гульков. — Ты тоже можешь получить, если станешь ответственным секретарем.

— А что, для этого есть какие-то основания? — напряженно спросила Воронова.

— Я думаю, что это самое верное решение. Ну, может быть, еще Турусова. Хотя, мне кажется, ты на эту роль больше подойдешь.

— Ты же не главный редактор, — с некоторым сожалением произнесла Светлана.

— Но спишь ты именно со мной.

— Я не понимаю, ты что, действительно хочешь сплавить меня Калягину? — Воронова с недоумением посмотрела на Гулькова.

— Я хочу тебя сам, — недвусмысленно ответил Дмитрий Евгеньевич и резким движением поднял миниатюрную Воронову на руки.

Спустя секунду она уже лежала на кровати, а Гульков расстегивал пуговицы ее халата.

— Какая страсть, какой напор! — прокомментировала она его действия.

— Ты меня очень возбуждаешь, — тяжело дыша, отвечал Гульков.

Светлана, первое время пытавшаяся протестовать против его жадных действий, вдруг разомлела, на лице ее застыла умиротворенная улыбка, руки стали совершать по покрывалу плавные движения, а сама она начала медленно двигать тазом. Дыхание ее участилось.

Гульков же, не встречая более никакого сопротивления, приступил к тому, что привык делать практически со всякой мало-мальски симпатичной женщиной, которая встречалась ему на пути.

После того как все закончилось, он стал покрывать лицо Светы благодарными поцелуями. Несколько минут любовники лежали молча, Дмитрий гладил спину Светланы и зарылся носом в ее волосы. Ему нравился запах, который исходил от них.

— Ты сегодня такой латиноамериканский, — вдруг сказала Воронова и улыбнулась, водя пальцем по животу Гулькова.

— Да? — удивился тот. — Я вообще-то не люблю Латинскую Америку.

— У тебя так получилось. Страстно, пылко, жадно…

И она вдруг захохотала.

— Ты чего? — недоумевающе спросил Гульков.

— Смешно, — коротко ответила Светлана.

— Какая ты, Света, все же непредсказуемая! — покачал головой Дмитрий, протягивая руку за сигаретами.

— Это свойство женщин. Вернее, это то, к чему все женщины стремятся, но не всем удается.

— Тебе удается.

— Тебе кажется… — ответила Воронова, сложив губки бантиком. — Вообще ты многого обо мне не знаешь, несмотря на то что со мной спишь.

— Чего же, например?

— Я не стану тебе этого говорить, — улыбнулась она. — Потому что если я все расскажу, то ты потеряешь ко мне интерес.

— Ой, господи, ну что за дурацкие тайны! — несколько раздраженно произнес Гульков.

— Почему дурацкие? А, впрочем, я же дурочка! Самая натуральная ду-роч-ка! И если тебе так интересно, то я буду ею в твоих глазах и впредь.

— Я не настаиваю на том, что ты дурочка.

Воронова загадочно улыбнулась и кокетливо покачала головой.

— Нет, я дурочка, — засмеялась она. — А Галина — она была умной женщиной. Поэтому и умерла, наверное…

— Ты знаешь, почему она умерла? — напрягся Гульков. — И кто ее убил?

— Нет. — Она повернулась к Дмитрию и пристально посмотрела на него своими выразительными серыми глазами.

— Вообще, конечно, вопрос не праздный, — сказал Гульков. — И обстановка в газете крайне напряженная. Мне, как человеку равнодушному ко всему, что не касается лично меня, это не доставляет особого дискомфорта. К тому же меня подозревают, пожалуй, меньше всех… Но и я начинаю нервничать. Вообще наша богадельня, по-моему, скоро развалится.

— Это еще почему?

— Калягин не справится с ситуацией и будет вынужден передать все бразды правления Маточкину.

— Может быть, — задумчиво сказала Воронова. — И это, кстати, не есть хорошо.

— Тебе-то какая разница?

— Разница есть. Маточкин — человек более жесткий. И с ним придется несладко.