Светлана Алешина - Тень на плетень (сборник)

Одним словом, романтика и кайф, жаль только, что все это ненадолго, да и само ощущение кайфа тоже ненадолго. Завтра уже, не обнаружив горячей воды в Волге и возмутившись естественным неудобством присутствия чужого мужчины, мне захочется обратно.

Маринке захочется обратно в запыленный город еще раньше, как только она обнаружит, что некуда подключать ее кофейник, который она, кстати, и не захватила с собою.

Мы посидели еще немного, дружно обзевались и уже все втроем поняли, что пора идти спать, как тут внезапно послышался негромкий плеск. Вот как раз такой, что можно ожидать от русалки, захотевшей приглядеться к новым гостям на берегу ее реки.

– Рыба? – почему-то шепотом спросила меня Маринка, схватив за руку.

– Крокодилы, – таким же страшным шепотом ответила я.

Маринка недовольно ругнулась и прижалась к Виктору. Я уже хотела ей сказать, что метод мести выбран неудачно, но тут же насторожилась и наклонилась вперед: слева из воды и как будто совсем рядом с нами послушался негромкий мужской голос:

– Тихо, Колян, ты слышал?

Маринка замерла, у меня мурашки по коже пробежали, а Виктор перестал флегматично грызть травинку.

Мы стали прислушиваться, но уже было ясно: это не массовый глюк, а хамское нарушение нашей робинзоновской эпопеи.

Тишина вроде вернулась, и даже плески русалкиных хвостов не нарушали ее. Потом снова послышался плеск воды. Сперва, кроме тихого шуршания, ничего не было слышно, потом второй мужской голос так же тихо произнес:

– Показалось, наверное. Ничего не слышу.

– Сейчас посмотрим.

Первый мужчина был уверен, что ему-то точно не показалось, что он слышал Маринкин голос, и он был, конечно, прав, а Маринка – швабра после этого и больше никто. Ее вовсе не просили верещать на все окрестности, как милицейская сирена, могла бы и сдержаться, крокодилов она испугалась, подумаешь…

Недолго я гадала, где находятся совершенно не нужные нам чужие мужики, буквально сразу же после слов «сейчас посмотрим» мы их и увидели.

Слева, из-за низко склонившейся над водой сосны, закрывавшей нам обзор с этой стороны, показался нос небольшой яхты.

Не знаю, как Маринка, а я практически перестала дышать, и вовсе не из-за того, что сильно испугалась, хотя и это имело место, а потому, что в увеличении компании я лично не нуждалась. Мне и так было хорошо.

Пусть в этой яхте хоть сам Сильвестр Сталлоне плывет вместе с Рутгером Хауэром. Хотя нет, насчет Рутгера я, наверное, погорячилась, но он все равно не приплывает, как ни горячись, поэтому я и затаилась.

Яхта медленно проплывала мимо нас, и я, приглядевшись, различила на ее борту двух мужчин, полулежавших на корме и куривших в кулак, чтобы огонек сигарет не был издали виден. Уже один этот момент мне не понравился, и я, нащупав руку Маринки, со значением постучала по ней пальцем.

Маринка нервно отдернула руку, да еще и толкнула меня. Это нужно было понимать следующим образом: и без сопливых знаю!

Я не обиделась: пусть дергается сколько влезет, лишь бы молчала.

Яхта ровным ходом медленно-медленно проплывала мимо нас, влекомая течением, и первый мужчина спросил с сомнением в голосе:

– Ты думаешь, что они где-то здесь, а не дальше? Я бы посмотрел еще и на островах.

– Не ссы, Колян, если их машина у Федотыча на приколе, значит, они где-то на берегу прохлаждаются кверху жопами, а лодку в поселке никто из чужих не брал. Ты смотри внимательно и ищи костер. Здесь они, точно здесь.

– Не видно ничего! – почти в полный голос пожаловался названный Коляном мужчина, и я вздрогнула от этого голоса.

– И я не вижу, – сказал второй.

Мне показалось, что одного из этих ночных яхтсменов я узнала: это был Коля Пузанов, но до конца я не была уверена: опять же пожалуюсь на слабоватое лунное освещение. Луна – это вам не уличные фонари, под которыми иной раз тоже шиш что увидишь.

Яхта проплыла, ее корма качнулась еще несколько раз и исчезла справа, как призрак, словно ее и не было вовсе, как сказал бы Булгаков. Однако, в отличие от древнего Иерусалима, яхта точно была. А по поводу древнего Иерусалима можно еще поспорить: у академика Фоменко и его школы новой математической хронологии есть особая точка зрения, но это к разговору пока не относится.

Итак, яхта проплыла, и плеск волн от ее обводов затих.

Маринка первой нарушила молчание, как оно, впрочем, и должно было быть.

– Это был он? – Она наклонилась к самому моему уху и продышала этот вопрос, одновременно стараясь не упустить из виду и всю водную перспективу перед нами, надо думать, чтобы возвращение яхты не застало ее врасплох. От этого упражнения Маринка стало выглядеть настолько забавно, что я криво улыбнулась в сторону, чтобы она не заметила, и честно сказала:

– Не знаю, мне показалось, что да. А тебе?

– Мне, тоже показалось, – зло произнесла Маринка. – Вот ведь сволочь какая. Оля, да он маньяк, точно маньяк! Другой бы на его месте давно успокоился, а этот прямо вбил себе в голову дурацкую идею и никак очухаться не хочет!

– Идею убить меня? – очень тихим шепотом спросила я, больше для себя стараясь привыкнуть к этой мысли, чтобы не пугаться ее.

Ну хочет убить, ну и черт с ним. Подумаешь: убить хочет! А я, может быть, в Париже хочу жить и заниматься живописью! Вот это идея! А этот кретин: убить хочет какую-то тарасовскую журналистку! Мелко плавает, малыш, хоть и на яхте.

Да и яхта тоже не фонтан – в три корыта длиной, в два шириной и с командой из двух идиотов под миниатюрным парусом. То же мне викинги, маму их за ногу.

Маринка, что-то промурзив нечленораздельное, отвернулась к Виктору. Я не перенесла такого пренебрежения к моей персоне. Дернув ее за руку, я спросила еще раз:

– Идею убить меня?

– Ну да! – повысила голос Маринка и тут же испуганно прикрыла рот ладонью.

Мы прислушались.

Ничего не было слышно, кроме шевеления веток в лесу легким ветерком, и даже всплески воды затихли вдали.

– Ночью звуки по воде разносятся далеко, – умно сказала я, – смотри, накличешь на свою шею приключений, потом не оклемаешься.

– Сперва на твою, – вздохнула Маринка, – а на мою в самую последнюю очередь.

Меня задело это уточнение. Я повернулась к своей подруге, рассуждающей, как наглая швабра, и четко продекламировала предсказание:

– Не беспокойся, мать, и тебе тоже достанется. За компанию.

Маринка что-то хотела сказать, глупость наверняка очередную, но почему-то передумала, встала и молча ушла.

Мы с Виктором остались сидеть вдвоем. Вот странность: после ухода Маринки у меня и настроение улучшилось. Я снова заболтала ногами и постаралась выкинуть из памяти и яхту, и двух хануриков, неизвестно кого искавших в темноте. Говорят же, что ночью все кошки серы, к мужикам эта примета тоже запросто подходит: ночью они все на один голос, да и на одно личико тоже. Простейшие же. Амебы.