Андрей Быстров - Занавес молчания

– Я работаю над этим, – проговорил Довгер, устремив на Шермана сумрачный взгляд. – Иногда мне кажется, что да, а иногда – что проблема неразрешима в принципе. Вот почему так важен каждый новый реципиент, его индивидуальность...

– Ах да... Мы возвращаемся к реципиентам.

– Еще на ранней стадии экспериментов выяснилось, что посредником может быть только мозг человека. Мы стимулируем определенные участки мозга потоками криптионов, которые фокусируются эллонами, как линзой. Аналогия весьма отдаленная, но достаточная. С других участков мозга мы научились снимать информацию, расшифровывать ее в акустической и визуальной форме, сохранять, записывать. Мы получаем картины, часто не уступающие прямой видеосъемке событий! Увы, механизм явления неясен. Почему одни реципиенты отправляются в Древний Рим, другие в Чикаго двадцатых годов, третьи видят то, что вряд ли происходило на Земле, а четвертые вообще ничего не видят и не передают? Этого мы не знаем. Лишь эмпирически мы выделили наиболее подходящий психотип.

– О! – Шерман поднял палец. – Такие люди, как мы.

– Да, такие, как вы. Обладающие высоким интеллектом и независимой инициативой, активные субъекты действия, коммуникабельные, склонные к восприятию и творческому освоению нового. Но такие люди, как правило, – лидеры по натуре, занимающие определенное положение в обществе и стремящиеся выше. С какой стати им становиться добровольцами для моих экспериментов? Да и никто не согласится на эксперимент, в финале которого – гарантированное безумие. Мы могли бы наловить бомжей на вокзалах... Так мы раньше и поступали, пока не убедились в полной бессмысленности работы с подобным материалом.

– Следовательно, вы похищаете людей.

– Мы вынуждены.

– Но такие люди – не бомжи на вокзалах. Их исчезновение...

– Да, безусловно. Каждое похищение готовится со всей возможной тщательностью. Проводится подробнейшая разведка, оценка всех сопутствующих факторов. Этим занимается подразделение УНР «Стальной Крот». Чтобы иметь как можно больше сведений о вероятных кандидатурах, «Стальной Крот» внедряет агентов в интересующие нас социальные группы.

– Некоторые агенты, – сказал Шерман рассеянно, – имеют обыкновение болтать.

– У наших агентов есть основания для преданности... Мы делаем их из ничего и продвигаем наверх. Ну а если они становятся потенциально опасными...

– Понятно, – кивнул Шерман. – Но, наверное, разговор об агентах уже переходит границы нашей... подготовки?

– Это ее необходимая часть, – произнес Довгер так, что Ника сжалась от страха. «Если он нас хочет запугать, – подумала она, – он недалек от цели – по крайней мере, что касается меня...» Она взглянула на Шермана, он выглядел невозмутимым.

– Вербовка агентов, – продолжал Довгер, – это почти единственная область, где оперативно применяются результаты сканирования прошлого. Мы выбираем людей амбициозных, но неталантливых, с червоточиной. Мы подбрасываем им информацию, выловленную из наших океанов, – такую, которая помогла бы им приобрести статус. Рассчитывая на нашу помощь и в дальнейшем – а без нас они нули, – эти люди преданы нам душой и телом.

Ника неожиданно позабыла о своих страхах. Она начинала кое-что понимать и теперь слушала Довгера, боясь упустить хоть слово.

– Например, не так давно, – говорил Виктор Генрихович, – мы передали одному графоману в Санкт-Петербурге неизвестную рукопись рано умершего писателя. О том, где хранилась рукопись, мы узнали от реципиента – просто в потоке, но это мы отметили, послали туда людей и забрали книгу. Напечатав ее под своим именем, графоман получил доступ в издательские, литературные и светские круги, где мог собирать и передавать нам данные о своих новых знакомых.

– Ага! – вдруг выкрикнула Ника. Виктор Генрихович слегка вздрогнул:

– Что такое?

– Фамилия этого графомана – Радецкий? Максим Юрьевич Радецкий?

– Да, но...

– Одно из семи имен в списке!

Ника тут же пожалела, что не сдержала этого восклицания и что упомянула о Радецком... Хотя, с другой стороны, разве что-то, включая и это, может еще больше ухудшить ее положение? Нет, хуже некуда – и такой невеселый вывод раскрепостил Нику. Если хуже некуда, нет и запретных тем.

– Вы знаете о списке? – удивился Довгер. – В деятельность «Стального Крота» особо не вникал даже я. Это, гм... довольно обособленное подразделение.

– Список попал ко мне случайно...

– Да? Может быть... Но, пожалуй, позже нам придется поговорить об этом подробнее.

Вот теперь Ника радовалась своей неосторожности. «Поговорить позже» – это может означать отсрочку того, страшного... А любая отсрочка на руку Шерману. Он придумает, он сумеет...

– Там было еще шесть имен, – сказала она. – Нескольких из этих людей убили.

– Их ликвидировали, – строго поправил Довгер. – По разным причинам они стали или могли стать опасными. К примеру, Долинская, экстрасенс. В известном смысле с ней было проще всего – мы сообщали ей обо всех случаях, где она могла проявить свое ясновидение, а потом устраивали так, что к ней обращались нужные люди. Она была очень полезным агентом, проникла во многие сферы... Человеку трезвомыслящему трудно вообразить, как далеко и широко расползлось мракобесие... Но она изначально была обречена, мы не могли использовать ее долго. Экстрасенс, чей дар подтверждается, слишком привлекает внимание.

– А другие?

– С другими было сложнее. Ведь имеющиеся у нас результаты сканирования должны были совпадать с интересами взятых на заметку людей. Такие совпадения нечасты... Но вот искусствовед Растригин с нашей помощью обнаружил рукописи Мусоргского, астрофизик Губарев сделал открытие, Щербаков захватил телекомпанию, Незванов – кресло в думе... И так далее.

– За что их приговорили?

– Как грубо, – поморщился Довгер. – Ваша лексика... Ну, пусть будет так. Одних за пьяную болтливость, других за склонность к хвастовству, третьих за любопытство. Мы стремимся устранять не столько реальные, сколько потенциальные угрозы на основе психологического и ситуационного анализа. Не забывайте, это люди с червоточиной! Знали они очень мало, но могли натолкнуть других на нежелательные размышления.

– Несмотря на их собачью преданность?

– А каких качеств она добавляет, кроме самой себя? Мы надували эти мыльные пузыри, и они закономерно лопались в свое время.

– Ни один из них не стал реципиентом?

– Нет. Как они могли стать? Для этого подходят лишь...

– Настоящие люди?

– Да, настоящие люди, – согласился Довгер.

Перед глазами Ники закачались какие-то отвратительные, тошнотворные зеленые тени. Комок подступил к горлу. Она готова была не то расплакаться, не то свалиться в обморок. Взгляд ее остановился на хрустальной пепельнице. Тяжелая... Попасть точно в висок – «и дух вон из жабы», как написано где-то у Алексея Толстого.