Александр Щелоков - Живым не брать

Добрался к даче Хренасина в темноте. Еще днем, обходя усадьбу вдоль забора, Макс обнаружил со стороны, противоположной воротам, штабель досок. Ко всему здесь и дом стоял всего метрах в двух от ограды – самое удобное место для атаки крепости.

Вытащив из штабеля доску, Макс приколотил к ней реечки, сделав нечто вроде трапа. Затем под наклоном прислонил сооружение к забору и быстро залез на стену. Огляделся. Слезть с забора во двор возможности не было: на металлических кронштейнах крепился навес из колючей проволоки. Его верхний уровень контролировали инфракрасные датчики.

– Ладно, – сказал сам себе Макс, – мы пойдем по другому пути.

Он осторожно, стараясь не греметь, втянул наверх доску, послужившую ему лестницей, и перебросил один её конец на крышу дома. Попробовал потрясти доску и убедился, что она держалась крепко.

Макс лег на живот и осторожно переполз над пустотой с забора на крышу. Полежал, прислушиваясь. Все было тихо. Тогда он встал, подошел к широкой кирпичной трубе и заглянул в нее. Черное жерло дышало пустотой и слабым запахом горелой бумаги. Видимо, мастера, проверяя тягу, спалили в камине несколько газет.

Эх, печники, мастера-хреновы! Кто же так камины кладет? За внутренними дубовыми створками дверей строители не забыли смонтировать стальные раздвижные решетки. Окна изнутри закрывались надежными ставнями. Что поделаешь, пристрастие воров проникать в дома сквозь двери и окна на Руси известно давно. А вот о том, что можно залезть внутрь через каминную трубу здесь не слышали, поскольку камины в России клали редко. Русская печь, кирпичная печь «голландка», обтянутая железным листом, буржуйка; наконец, – это грёво, способное противостоять сибирским морозам, а камин – это заморская блажь, виртуальное свидетельство благосостояния значительно выше среднего. Жечь в доме огонь, весь жар которого улетает в трубу – это возврат человека в чум, к удегейскому костру посреди жилья.

Камин – радость глазу, но тело в трескучий мороз не согреет. И потому никто не сообразил, что трубе нужна внутренняя решетка, потому как жерло дымохода – это прямой лаз с крыши в дом. Для умельца, вдохновленного желанием потрясти богатого хозяина, лучшего приглашения не придумаешь. Больше того, и решетка в трубе пригодна не всякая. Мало того, что её клетки нельзя делать такими, чтобы в них могла протиснуться лихая голова. Не менее важно их заузить до такой степени, чтобы вниз не вкатилась граната-лимонка, потому как у каждого владельца дома-крепости всегда найдутся доброжелатели, остающиеся за крепостными стенами.

Макс в смысле куда-то забраться – парень не промах. Труба удобная, не закопченная. Руки о стенки, ноги в распор и пошло движение!

Спустившись в очаг, который со стороны каминного зала прикрывал легкий расписной экран на ножках, Макс прислушался. Было темно и тихо как у черта в желудке. Выждав минуты две и не заметив ничего подозрительного, Макс включил фонарик. Пятно света скользнуло по плинтусам, очертило контуры комнаты. Ставни были плотно задраены и бояться, что свет заметят снаружи, не приходилось.

Макс выбрался из камина. Чтобы не оставлять «пальчиков», отодвинул экран ногой. Огляделся.

– Ёшь твою в корень! Вот как, оказывается, живет буржуазия! Он-то, лопух, думал, что военком, судя по его даче, настоящий кит, а на поверку всего только ерш, не больше. До господина Хренасина ему пуп сорвать – не дотянется.

Вдоль одной из стен каминного зала стоял огромный застекленный шкаф. На полках фарфор – статуэтки, вазы, старинные чашки китайской работы, рядом с ними морские диковинные раковины и минералы разных цветов и с разным блеском. Будь Макс дураком, он бы этих камушков набрал в свой сидор и полез назад в трубу. Но он знал, что ищет и что будет брать в доме налогового чиновника.

Осторожно ступая по паласам, Макс прошел в гостиную. В свете, проникавшем в дом сквозь окна, шкаф, в котором хранились нэцкэ, призрачно мерцал до блеска протертыми стеклами.

Макс осмотрел место предстоявшей работы. Поправил на руках нитяные перчатки. Вздохнул и принялся за дело. На все про все у него ушло четверть часа, и пять тяжелых гладко отполированных фигурок улеглись в глубоких карманах.

Обратный путь Макс проделал уверенно и легко. Шагал он через поле и все время улыбался. Пять фигурок – пять штук баксов. Первый же япошка, с носом пыпочкой и узкими глазками, увидев товар, выложит ему без промедления кочан капусты. Нет, все же не надо жаться: жадность сгубила не одного фраера. Пять по пятьсот – уже две с половиной штуки. Хватит – во! Для начала, конечно. Ха-ха!

Кто и когда его вычислил, Макс так никогда и не узнал. Но события рухнули на него снежной лавиной, и все закрутилось в бешеном темпе.

Закон не всегда справедлив и не ко всем одинаково строг. В этом Макс смог убедиться на личном опыте.

Поначалу неотвратимость возмездия явилась Максу в виде огромного черного ботинка с толстой подметкой, подбитой железной подковкой, со шнуровкой и высокими берцами. Группа захвата ворвалась внутрь дачи военкома со стремительностью слонов, сметавших все на своем пути.

– Всем лежать!

Команду проорало несколько зверских голосов, и таких яростных, словно в помещении скрывалась банда головорезов. Антонина Анатольевна шарахнулась к стене и вжалась в угол. Вика, пискнув, как заяц, полезла под стол. Они обе ничего не понимали и страшно перепугались людей в черных масках с черными автоматами в руках. Один Макс знал – это берут его. Короткие тупорылые «калаши» смотрели ему в глаза. Команда «Ложись!» предназначалась ему одному.

Макс как стоял, так и рухнул на спину. И в тот же миг ботинок, большой и крепкий, с потертой подметкой и блестящей подковкой мелькнул перед глазами, и широкий носок врезал Максу под ребра. Боль пропорола тело, из груди вырвался утробный стон.

Завизжала тонко и протяжно мадам военкомша. Она видела, как ботинок влип в бок Макса и тело его, распростертое на полу, дернулось. Это никак не вязалось с правами человека и демократическими свободами граждан России.

– Не надо! Не бейте!

– Молчать! – заорал свирепый голос.

– На живот! Ноги в стороны! – проорал команду второй.

И новый удар в бок тряхнул тело Макса.

Его увели к «воронку» под усиленным конвоем. Уже через час в областном следственном изоляторе с тяжелым стуком открылась железная дверь камеры номер два. Аккуратный, но мощный пинок в поясницу вбил Макса внутрь бетонного узилища. Дверь снова грохнула, отсекая темницу от света и мира.

На шконке – двухъярусных нарах – сидели трое.

На первом этаже два мужика с опухшими физиономиями – лысый с большой родинкой ото лба до макушки и сине-густым фингалом под левым глазом и другой – плюгавенький кривоносый с красным румпелем, который чья-то сильная рука свернула к правому плечу.