Георгий Молотков - Расследованием установлено…

— Скорее всего, с кем-то перепутали, — сказал в заключение шофер. — Письмо я не вскрывал, папку не трогал — решил показать вам. Может, поступаю неправильно, но у меня такой случай впервые.

— Вы не запомнили человека, передавшего папку?

— Нет. Так неожиданно…

— А почему вы думаете, что он сидел за рулем отъезжавшего «Москвича»?

— Может, и не он. Но я обратил внимание на то, что красный «Москвич» шел за мной, оказался рядом у подъезда и потом поспешно отъехал от гостиницы.

— А номер не запомнили?

— Нет. Даже и не сообразил посмотреть…

— Ну что же, — сказал майор. — Почта не затеряется, не беспокойтесь. Но говорить о ней пока никому не надо. Спасибо. До встречи.

Вернувшись к себе, майор ознакомился с почтой, предназначавшейся лично в руки господина консула. В аккуратно заклеенном конверте лежали три рукописные страницы убористого текста. Начиналось письмо с обычного обращения; «Глубокоуважаемый господин консул!» Дважды и очень внимательно прочел майор письмо. Смысл письма был предельно ясен и однозначен: писавший письмо предлагал свои услуги разведывательной службе Соединенных Штатов Америки. Об этом говорилось прямо, по-деловому. И вообще, если отбросить некоторые личные излияния автора, письмо носило сугубо деловой характер: в нем назывались условия сделки и стоимость товара — услуг, которые предлагались американской разведке. Более того, в конце письма стояли имя и фамилия автора, его ленинградский адрес, номер домашнего телефона. И даже пароль для разговора.

К тому же была и синяя папка с белыми тесемками, а в ней несколько десятков схем, чертежей, справок — о них говорилось в письме, как о первой информации, которой обещал снабжать ЦРУ человек, предлагавший свои услуги. По ней, кстати, писал он, американцы смогут судить о «ценности товара».

Казалось бы, все ясно. Впору подняться и доложить начальству все, что он узнал из рассказа шофера и письма консулу. Но майор не сделал этого. Опытный контрразведчик, он давно усвоил правило — информация, которой располагаешь, требует тщательной проверки и твоей собственной оценки. А в этой истории еще много было непонятного, да и вся она, несмотря на кажущуюся достоверность, выглядела малоправдоподобной. Папка с документами и такое письмо, под которым подпись, адрес, телефон, попадают в случайные руки… Было над чем задуматься.

Доложить надо было сегодня же, времени у майора оставалось совсем немного. Но кое-что он успел. Когда докладывал начальнику об истории с консульской почтой, то уже мог сообщить, что человек, фамилия которого стоит под письмом, действительно живет в Ленинграде по указанному адресу. Верен и номер телефона.

И человек этот является владельцем «Москвича», кстати, красного цвета…

Выслушав рассказ майора, полковник пододвинул ему синюю папку и сказал:

— Начинать надо с главного. Что это за материал?

— Разрешите подготовить письмо в штаб округа?

— Немедленно. Я позвоню товарищам, чтобы дали ответ незамедлительно. Дело может оказаться очень серьезным… Продолжайте заниматься им.

А дело вышло и впрямь серьезным. Быстро полученный ответ из штаба Ленинградского военного округа гласил: все материалы, присланные на исследование, содержат сугубо важные военные и государственные секреты. К этому времени было установлено, что человек, чьим именем подписано письмо, — инженер одного из ленинградских объединений, по роду своей работы имеющий доступ к документам, подобным тем, которые были в синей папке. Стало известно кое-что и другое.

— Ну что, пожалуй, настало время встретиться с корреспондентом американского консульства, — сказал полковник. — Будем готовить материал для передачи в следственный отдел. Действуй, Игорь Петрович.

На этот раз в небольшом кабинете майора было необычно многолюдно. Кроме хозяина здесь находились следователь и двое понятых. Предстоял телефонный разговор с автором письма генеральному консулу США. Медленно завращались бобины магнитофона, майор набрал номер телефона, указанного в письме. Ответили почти сразу же:

— Я слушаю…

— Можно Соломона Абрамовича?

— А по какому вопросу? Кто его спрашивает?

— Это по поводу настройки рояля.

— Так я вас слушаю!

— Соломон Абрамович?

— Да это я! Я вас понял и очень рад!

— Мы получили ваше письмо… Надо встретиться.

— Конечно! Я жду вашего звонка.

Встреча была назначена в тот же день, в четыре, у колокольни Никольского собора. Соломон Абрамович был взволнован и, быть может потому, бестолково многоречив. Ему пришлось объяснять, что для встречи у колокольни Никольского собора незачем подниматься на верхотуру, достаточно приехать на Крюков канал и подойти к колокольне — место укромное и вполне безопасное. Затем он потребовал пароля и отзыва. С трудом убедили, что не ошибутся, узнают его. Ведь он так подробно описал себя: «склонен к полноте», «рыжий, но уже наполовину седой», «явится в серых брюках и белой сетке»…

Магнитофон остановили, понятые подписали протокол записанного разговора. Через пару часов можно было ехать на встречу с незадачливым конспиратором.

Он появился за четверть часа до назначенного времени. Узнать его было нетрудно — не требовалось ни пароля, ни ответа: у белой стены колокольни в нелепой позе всякого ожидающего грузно переминался с ноги на ногу толстяк в серых брюках и белой сеточке. А когда он увидел двух мужчин, направляющихся к нему, то, не раздумывая, пошел навстречу. Знакомство не заняло много времени.

— Соломон Абрамович?

— Очень приятно…

Протянутая рука повисла в воздухе, мужчина начавший разговор, избежав рукопожатия, протянул удостоверение:

— Вам придется проехать с нами.

— Извините, не могу, у меня встреча…

— Не беспокойтесь, Соломон Абрамович, встречи не будет.

— Прошу вас…

С трудом оторвав ноги от земли, он шел к машине, поджидавшей его у собора, так же молча, окаменело поднимался в кабинет следователя. И все это молча — ни звука, с застывшей гримасой-улыбкой на одутловатом лице.

— Гражданин Овэс Соломон Абрамович? — задал первый вопрос следователь.

— Совершенно верно, — ответил он, сделав попытку приподняться со стула.

— Вы подозреваетесь в шпионаже — преступлении, предусмотренном статьей 64, пункт «а», Уголовного кодекса… Что вы можете пояснить в связи с этим?

— Я не могу ответить… Но если можно потом… Я должен подумать…

Следователь и сам видел его растерянность, поэтому разговаривать сейчас с Овэсом было бесполезно. Подписав протокол допроса, Овэс отправился в камеру следственного изолятора.

На другой день Овэс вновь появился в кабинете следователя.

— Будем разговаривать, Соломон Абрамович?