Георгий Молотков - Расследованием установлено…

— Это мы не знаем. Гражданка Аллен Калева часто привозит в Ленинград группы экскурсантов. Таможенные правила нарушила лишь один раз. После официального предупреждения замечаний не имела.

— Это тоже похоже на почерк Раковского, — раздумчиво отозвался Климов. — Научил и ее ловчить, пакостить, открыто не покушаясь на наши законы.

— Скорее всего так, Василий Николаевич. Но если мы хотим обезвредить не только Раковского, но и всех его пособников, торопиться не надо. В прошлом же деле уже было такое — не вырвали с корнем сорную траву. Вот и снова она прет из всякой грязи…

— Грязи многовато, — жестко сказал Климов. — Как бы Раковский жил-существовал, будь в нашей жизни все чисто прибрано, а?

Раковский познакомился с Аллен в салон-магазине художников. У витрин с изделиями декоративно-прикладного искусства толпились в основном женщины. Бусы, ожерелья, браслеты из янтаря, морских ракушек и полудрагоценных камней, кубки и бокалы, украшенные серебряной сканью, камеи пугали ценой, но привораживали.

Аллен держала в руке кубок, ловя крошечными фианитами, вкрапленными в скань, игру света горящей люстры. Раковский сразу определил — иностранка. Но и на туристку она не была похожа. Никуда не торопилась, кубок рассматривала, явно не приценяясь к нему, а наслаждаясь изяществом работы. Уж кого-кого, а таких людей Раковский видел за версту.

Он приблизился к ней, делая вид, что рассматривает витрины, потом вроде бы неожиданно взглянул на кубок и озарил лицо восторженной улыбкой.

— Прекрасная вещь! Скань — прямо чудо. Как на работах маэстро Фаберже.

— О, да, очень напоминает, — как и подобает приличной женщине перед незнакомым мужчиной, сдержанно улыбнулась и она.

— Семен Борисович Раковский. — Он вежливо склонил голову. — Художник.

— Аллен Калева, — представилась и незнакомка. Весело засмеявшись, добавила: — Не художница. Любительница.

Говорила она по-русски с еле заметным акцентом. Раковский сразу отметил: так говорят русские, выросшие за рубежом.

— Вы иностранка? — деланно изумился он. — Простите, а я вас принял за… новую даму в нашем художественном совете.

Аллен рассмеялась громче, чем требует того приличие. Раковский поддержал ее красивым баритонным хохотком.

Магазин закрывался, и они вышли вместе.

Был пик белых ночей. С Невского туристы тянулись на набережные, повсюду звучала иностранная речь. Семен (они уже перешли на «ты» и имена) был в ударе.

Он в разных лицах, очень смешно меняя голос, походку, изображал тупиц-чиновников в руководстве Союза художников, прошелся и в адрес дам-художниц, уверяя Аллен, что все они старые девы.

О себе он говорил подчеркнуто сдержанно, но так, чтобы его собеседница поняла: вечер с ней проводит незаурядный художник, большой специалист в прикладном искусстве.

— Сейчас, дорогая Аллен, прикладное искусство — это не создание чего-то нового, а возвращение из праха, небытия старого. Я понятно говорю? — грустным голосом спросил он, беря ее за плечи сильными руками.

— Понятно, — не освобождаясь из его рук, сказала Аллен. — Понятно говоришь и очень красиво…

Поздно вечером он привел ее к себе домой. И когда включил в комнате красивую старинную люстру, Аллен ахнула от изумления.

В глубоких застекленных шкафах переливались гранями штофы, кубки, вазы из цветного стекла и хрусталя, на изящных камнерезных изделиях загадочно мерцали бриллианты, изумруды, сапфиры.

— Неужели Фаберже? — восторженно спросила она.

— Подлинный Фаберже, — истово подтвердил Раковский.

— И это? И это? — указывая на статуэтки за стеклом, спрашивала гостья.

Как подобает солидному хозяину, а не какому-нибудь барыге, Раковский смущенно разводил руками.

— Да, дорогая Аллен, неподлинных вещей я не держу.

— Ты очень богатый человек, — серьезно сказала она. — У тебя настоящий домашний музей.

— В этот музей я никого не могу привести, — горестно отозвался Раковский. — Разве что только очень близких…

— Почему же? — удивилась Аллен.

— Потому, что власти меня могут спросить: где я взял все это?

Аллен задумалась. А когда подняла на Раковского глаза, он увидел в них пляшущие искорки насмешки.

— А действительно, — произнесла она со значением, — где ты взял все это?

Раковский промолчал, считая, что они поняли друг друга и все сказали без лишних слов.

В следующий приезд в Ленинград Аллен без обиняков сказала Раковскому, что она готова взять у него одно из изделий Фаберже. И деловито раскрыла сумку, достав оттуда странички, вырванные, очевидно, из какого-то аукционного каталога. «Да, из каталога Сотби и Кристи, — узнал Раковский и в душе чертыхнулся. — А бабенка, оказывается, не лыком шита!»

— Вот смотри этот снимок, — предложила она. — Видишь, это твой малахитовый медведь. Убедился?

— Естественно, он, — согласился Раковский.

— А теперь читай его цену на международных аукционах.

Раковский скривил губы насмешливой улыбочкой. Стоило привозить из Европы странички каталога, когда он лежит у него в столе! И стоимость изделий Фаберже на международных аукционах может назвать, не заглядывая в Сотби и Кристи.

— Ты получаешь от меня столько рублей, — продолжала торг Аллен, — сколько дадут долларов за эту вещь на международном аукционе. Согласен?

— Аллен, — теперь уже не скрывая насмешки, сказал Раковский. — Как говорят в Одессе, ты меня имеешь за дурака, что ли?

— Почему, Семен? — запротестовала она.

— Да потому, что этот каталог десятилетней давности. А с тех пор индекс цен на Фаберже подскочил на международном рынке покруче, чем на нефть. А если хочешь, я тебе скажу: вот этот самый медведь оценивается сейчас в полтора раза больше того, что сулит твой каталог.

— Откуда ты знаешь? — Аллен была явно обескуражена.

— Все оттуда же — из каталога Сотби и Кристи. Только не из твоего, устаревшего, а последнего…

Раковский, не торопясь, потянулся к полке, вытянул откуда-то с ее задворков объемистую книгу. Не раскрывая, назвал крупную сумму в долларах.

— Можешь проверить. Если ошибся, считай, что медведь твой — без единого цента!

Аллен глянула на обложку и все поняла: у Раковского было последнее, недавно вышедшее издание каталога на английском языке. Она, конечно, уже знала о нем, но никогда не думала, что ее ленинградский дружок уже успел приобрести его.

— Ты настоящий бизнесмен. Тебя за нос не проведешь! — искренне признала она свое поражение.

— На мякине не проведешь, — деловито поправил он. — Будешь меня слушать, и тебя никто не проведет… — Раковский долгим, испытующим взглядом уставился на Аллен.

Ей стало не по себе от этого холодного выжидающего взгляда. Она не выдержала, опустила глаза. А когда подняла их, Раковский понял: Аллен — не из тех женщин, которым богом дано править мужчинами. Впрочем, среди близких знакомых таких у него и не было…