Георгий Молотков - Расследованием установлено…

Перед тем как отправиться на берег, Павлов зашел в каюту и взял с собой печатную программу рейса и научно-исследовательских работ, проводимых на судне. Этот документ представлял собой около 30 страниц машинописного текста, излагавшего план и направление научных исследований. Здесь проводился расчет времени на каждую тему, упоминались даты посещения иностранных портов.

Предполагая, что в городе с ним может встретиться гамбургский знакомый, Павлов специально завернул программу в газету, соорудив из нее нечто вроде компактной пачки. Сунув ее в карман брюк, он сошел на берег. Выходя в увольнение, не забыл захватить и деньги — 800 западногерманских, марок, полученных в Гамбурге.

В теплом и шумном Рио-де-Жанейро Павлова ожидало разочарование: за два увольнения в город встречи с «пожилым» немцем не произошло. По какой-то причине на контакт никто не вышел. Пришлось вернуться на судно, так и не передав заготовленные документы. Огорчившись, не потратил и денег — 800 марок оставались при нем. Далее по маршруту следующая стоянка была на Канарских островах в испанском порту Санта-Крус-де-Тенерифе.

О встречах с западногерманским разведчиком на Канарских островах Павлов рассказывал:

— Здесь во время стоянки я дважды встретился с «пожилым». В первый день после прогулки по Санта-Крус наша группа решила возвратиться в порт на автобусе. Войдя в салон автобуса, я сразу увидел немца из Гамбурга. Он сидел с правой стороны, во втором или третьем ряду. Я подумал, что «пожилой» мог опередить меня при посадке. Не подавая вида, я прошел мимо него и занял место несколько позади. Через две-три остановки «пожилой» демонстративно поднялся и медленно двинулся в сторону задней двери автобуса, явно собираясь пройти мимо меня. К этому времени в салоне стало довольно многолюдно, все кресла были заняты, кое-кто даже стоял в проходе. Я тоже встал и в момент, когда «пожилой» поравнялся со мной, подвинулся, как бы пропуская его. Тут же мы незаметно обменялись пакетами: я передал ему программу рейса, завернутую в газету, а он мне — небольшой конверт.

Немец вышел. Никто из моих спутников не обратил внимания на эти маневры. У порта мы высадились из автобуса и вернулись на судно.

Вторая встреча состоялась на следующий день. Местом для нее «пожилой» выбрал небольшой магазин, куда я зашел со своими попутчиками. Когда группа разбрелась вдоль витрин и прилавков, немец подошел ко мне поближе. Помню, что беседа шла урывками: я боялся, как бы нас не заметили мои сослуживцы. Отвлекая от себя внимание, мы то расходились, то снова вставали рядом. При этом оба делали вид, что выбираем покупки. «Пожилой» перебирал и ощупывал белье, а я примерял какую-то матерчатую кепку с длинным козырьком.

Говорил в основном немец. Он сообщил мне, что лицензия на предложенный мной способ получения искусственных алмазов при ядерном взрыве уже продана. При этом он ссылался на мнение каких-то экспертов о «жизнеспособности» такой технологии, о «доработке» идеи, проделанной за границей соответствующими специалистами. Сказал, что завершены переговоры с Южно-Африканской Республикой о продаже лицензии. О том, что подобные переговоры ведутся в США и Франции.

Более того, немец заверил меня, что в качестве авторского вознаграждения мне будто бы полагается сумма в 100 тысяч долларов США.

— Как вы отнеслись к этому сообщению?

— Мне показались неискренними слова разведчика. У меня сложилось впечатление, что все это было сказано для того, чтобы выгодно повлиять на меня, заинтересовать в продолжении контактов с ними. Поэтому я не стал уточнять частности. Например, куда, в какой банк положены на мое имя сто тысяч долларов, как я могу получить эти деньги. Он как-то чересчур активно приводил аргументы в пользу сотрудничества с ними. Я понял, что верить всем его посулам нельзя. При расставании в Санта-Крус представитель спецслужбы ФРГ не давал мне никаких поручений, не говорил ничего конкретного о наших будущих отношениях.

— А что было в конверте, полученном вами от него при первой встрече в автобусе?

— В конверте были деньги: четыре тысячи испанских песет, триста марок ФРГ и сто пятьдесят голландских гульденов.

Раз за разом, возвращаясь к показаниям Павлова об обстоятельствах встреч с иностранными разведчиками, следователь обнаруживал, что тот с готовностью говорит о времени, месте, деталях этих встреч, но сводит их к общим разговорам, своеобразному «прощупыванию». По словам Павлова выходило, что представителей спецслужб больше интересовали его «личная безопасность», денежные затруднения и планы на будущее.

Регулярно докладывая начальнику отдела о ходе работы с Павловым, Седов не мог не поделиться своими сомнениями:

— Все, что Павлов рассказывает нам о стоянках и прогулках по городу, о местах встреч с разведчиком и продолжительности таких контактов, в целом совпадает с нашими данными. Но он упорно уходит от главного, от основной сути своей шпионской деятельности: о передаче известной ему секретной информации. Увлекшись своей защитной «легендой», он, видимо, сам позабыл, что в письме, брошенном в почтовый ящик в Олесунне, не только просил о деньгах, но и называл себя специалистом по советскому военному флоту.

— Да, пожалуй, — заметил начальник отдела, — деньги ему ведь не только обещали. Ему эти деньги давали. И встречи назначались весьма интенсивно, на разных континентах, что не только способствует конспирации, но и подразумевает большие расходы. Вряд ли так дорого стоит одна лишь безопасность Павлова. Посмотрите на те факты, которыми мы уже сейчас располагаем, подберите наиболее убедительные и дайте еще раз понять Павлову, что мы ждем от него полной откровенности, а не россыпей искусственных алмазов. Кстати, проверена достоверность этой технологии?

— Мы получили ответ на наш запрос. Из него следует, что схема «изобретения», которая, по словам Павлова, заинтересовала сразу три государства, может быть составлена любителем, прочитавшим научно-популярную книжку по ядерной физике. А ведь Павлов — физик-ядерщик с высшим образованием. Зачем ему нужны эти отвлекающие маневры? Может быть, только потому, что страшится истины…

— Скорее всего, именно по последней причине. И знаете, все-таки не надо форсировать события. Дадим ему еще одну возможность самому выбрать правильный путь. Это, наверное, дольше, но надежнее.

Шло время. Павлов заметно успокоился. Почти каждый день одним и тем же путем он шел в знакомый ему кабинет Седова. Он появлялся теперь здесь в своем обычном платье, тщательно выбритый. К нему вернулось нечто от прежнего Павлова, человека, верно выбирающего манеру поведения в определенной ситуации. О таких, перечисляя их достоинства, говорят: умеет держаться. Выдавала Павлова лишь настороженность, которая его не покидала, как только он переступал порог кабинета следователя. Казалось, можно было и расслабиться. Самое, тяжкое осталось позади — признание о контактах с представителями западных спецслужб сделано. Теперь на допросах Павлова спрашивали о том, где и как происходили эти встречи. Рассказ шел по маршруту его рейсов на научно-исследовательских судах, сначала на «Профессоре Визе», затем на «Профессоре Зубове». Майор Седов спокойно его выслушивал, подробно заносил слова обвиняемого в протокол. Иногда только любопытствовал о деталях, порой предлагал поточнее назвать дату, описать внешность собеседника. Было и такое, когда следователь возвращался к тому, что слышал от Павлова несколько дней назад.