Сэйтё Мацумото - Черное евангелие

— Хорошо, милый.

— Ну вот и отлично. А теперь мне надо идти!

— Уже? — В глазах Сэцуко снова мелькнула тревога.

— Что поделаешь! Надо! Но я скоро вернусь и брата прихвачу.

— Ладно, иди, я подожду!

— Вот и умница, дай я тебя расцелую. Тебе недолго придется скучать.

Торбэк обнял ее за плечи и поцеловал в губы.

Сэцуко смотрела ему вслед, пока он не скрылся за поворотом лестницы. Потом она закрыла дверь, и какая-то непривычная пустота заполнила все ее существо.

В вестибюле Торбэка поджидал Окамура.

— Ничего бабенка, — сказал он, ухмыляясь. — Теперь понятно, почему вы так расстроены. Жаль, конечно, но…

Торбэк вздрогнул.

— Только прошу вас…

— Сам знаю. Мне господин Ланкастер все сказал. Буду все время начеку. Она у меня не убежит.

Торбэк распахнул дверь, слова Окамура будто кнутом хлестнули его по лицу. Он вышел, низко опустив голову. «Рено» с погашенными фарами стоял возле ограды. Он сел в машину и посмотрел на окно во втором этаже. Оно светилось неярким светом. Он нажал на акселератор.

До семинарии ехать было около двадцати минут. Возле телефонной будки Торбэк затормозил.

— Я долго жду вашего звонка. Ну как там?

— Только что доставил ее к Окамура.

— Ну и прекрасно! — В голосе Ланкастера по «слышались ласковые нотки. — А Окамура дома?

— Да.

— Я ему все объяснил. Он будет строго выполнять мои указания. Так что на него можно положиться. Он вполне заслуживает доверия. А что делает она?

— Осталась в комнате на втором этаже.

— Вы, конечно, придете к ней?

— Да. Я сбежал с середины вечера, и мне снова надо вернуться в семинарию. А когда все кончится, я поеду к ней. Но это будет поздно.

— В котором часу?

— Не раньше одиннадцати-двенадцати.

— Ну что ж, хорошо. Но запомните, все должно быть сделано сегодня ночью.

У Торбэка задрожали руки.

— Торбэк, вы меня слышите?

— Да, слышу! — простонал Торбэк.

— Итак, действуйте, как я говорил. Но вы, кажется, трусите?

Торбэк не мог выговорить ни слова.

— Не бойтесь! Все будет шито-крыто. Это самый безопасный способ, только все нужно сделать сегодня же. Ясно?

— Да… — еле слышно проговорил Торбэк.

Он еще долго держал в руках телефонную трубку. Потом машинально повесил ее, вышел из будки и сел в машину. Ему показалось, что все кругом стало каким-то совсем другим. Казалось даже, что в машине сейчас сидит не он, а какой-то другой, не похожий на него человек. И до семинарии ои ехал в каком-то несвойственном ему забытьи. Удивительно, как это он еще ни на кого не наехал.

В семинарии было тихо. Праздник уже кончился, и все разошлись. Торбэк прошел в зал, где еще недавно царило веселье.

Послушники расставляли мебель, подметали пол.

— Господин епископ еще здесь? — спросил Торбэк.

— Что вы, его преосвященство давно изволили уехать.

Завтра в этом зале новый священник будет служить свою первую мессу. Он тоже должен присутствовать на богослужении. Сумеет ли он?

— Торбэк-сан, где это вы пропадали! — Перед ним неожиданно появилась Ясуко. — Вас здесь искали.

Торбэк от неожиданности вздрогнул, но ответил как-то безучастно:

— Я уходил по делу.

— Что же вы никого не предупредили? А мы тут фотографировались.

Торбэк молчал.

Вслед за Ясуко в зал вошел каноник Билье. Каноник тоже упрекнул его за долгое отсутствие.

— Извините, я уходил по делу.

— Епископ был очень недоволен. Надо было все-таки предупредить.

Торбэк ничего не ответил. Он смотрел растерянно по сторонам, будучи не в силах собраться с мыслями.

Ясуко и отец Билье переглянулись, словно они знали, чем озабочен Торбэк.

А он стоял бледный, подавленный и какой-то отрешенный…

Торбэк заехал к себе, в церковь святого Гильома. Было около десяти часов вечера. Украдкой пробрался он в свою комнату. Все святые отцы уже заперлись в своих кельях, готовясь ко сну. Он впервые за весь вечер попробовал собраться с мыслями.

Итак, через час он должен отправиться к Сэцуко, чтобы исполнить приказ господина Ланкастера. Глаза его блуждали по сторонам. Вот взгляд задержался на библии.

Он взял книгу и стал читать. Господи, что он собирается совершить! Огненные слова библии жгли его насквозь.

А время бежало с невероятной быстротой. Через полчаса — одиннадцать.

Перед его глазами вдруг встала Сэцуко. Он хотел отогнать видение, по оно неотступно преследовало его.

Он опустился на колени и стал молиться. Но молитва не принесла успокоения. Ему стало трудно дышать. Он вскочил и, схватившись за голову, начал метаться по комнате.

Прошло еще десять минут.

— Святый боже, впери очи своя в этот дом и отведи от него злые помыслы… Свягый боже, ниспошли в этот дом слугу своего и усмири души наши! Да будет вечно благословение твое над нами, господи!..

Покоя, покоя просила его душа, а покой не приходил.

Только сейчас он понял, каким чудным временем были дни, когда он учился в семинарии. Никаких забот, никаких страданий! А сейчас? Боже, какой он жалкий, несчастный и преступный! Но как теперь убежать от своей беспощадной судьбы? Ведь он служил еще одному владыке — Ланкастеру.

И Торбэк взмолился:

— Огче наш! Ты велик и всемогущ! Ты даже врагам своим не желаешь смерти. Внемли моей мольбе, протяни длань свою погибающей душе! Окажи свое покровительство, охрани раба твоего, прибегающего к твоему милосердию. Огради его от соблазна и наставь на путь истинный! И да будет он служить тебе вечно! Святый боже, святый крепкий, святый бессмертный…

Торбэк молил небесного владыку, чтобы он освободил его от дурных помыслов и ниспослал на него свою благодать. Однако молитва не могла аннулировать приказ земного владыки Торбэка — Ланкастера. Это мог сделать не всевышний, а только сам Ланкастер. Но он этого не сделает.

Прошло еще десять минут.

Что, если убежать? Но куда? Все его родные далеко. Чем они могут помочь?

Торбэк посмотрел в окно. За окном по-прежнему стеной стоял черный лес. Вокруг ни души. И в церкви мертвая тишина, будто все вымерло.

Он снова зашагал по комнате. Где-то раздался кашель. Он остановился. Казалось, сейчас сам воздух раздавит его. Он слышал стук собственного сердца. Все труднее становилось дышать. Он хотел было распахнуть окно, но передумал.

Он опустился на стул. Сидел неподвижно, будто в обмороке.

Еще три минуты…

Он открыл глаза. В его ушах звучал голос Ланкастера. Он вскочил и вышел в коридор. По коридору крался, словно вор; вот и наружная дверь. Перед ним простиралась черная ночь.

Он выскользнул из дома и вывел из гаража «рено».

Он выехал через задние ворота. Фары окрасили в белый цвет выхваченную у обочины траву. Одиннадцать часов.

До Окамура двадцать минут езды.