Алексей Макеев - Чисто сибирское убийство

С этими словами он раздвинул ветви и смело бросился вперед. Тотчас раздался испуганный крик, хлынула земля вперемешку с камнями, и испуганный крик начал удаляться.

– Что это было, Костик? – вздрогнула Екатерина, поднимая на Максимова блестящие глаза.

«Как романтично», – подумал сыщик.

– Ничего особенного, Катя. Просто наш душка Вернер точно знает, куда идти. Нюх у него отменный – рыло бы еще набить…

И сам застыл, пронзенный обидной мыслью – а ведь знают охотники, куда гнать волчат. Неужели сами себя по доброй воле завели в ловушку?

– Пошли, Катюша.

За кустами ровный лес обрывался. Гигантский разлом – язык не повернется назвать эту пасть в земле оврагом – дальний склон во мгле, даже то, что под ногами, видно с трудом. Шапки кустов, уступы, трещины. Шевельнулось что-то на дне.

– Вы идете или остаетесь? – раздался снизу недовольный голос Вернера.

– Идем, – сказал Максимов.

– Страшно, Костя, – вцепилась в грудь Екатерина.

– Страшно – это запор, Катя. Пошли.

Они катились, как на саночках, со свистом в ушах. У самого дна досадная неровность. Максимов сделал кувырок, защищая мозги руками, и больно шмякнулся хребтом о какую-то глыбу. Екатерина издала предсмертный крик, но не успела разбиться – вкатилась Вернеру в объятия. Отдохнуть он ей не дал – потащил на противоположный склон. Максимов задержался, прислушиваясь, – слева крики, справа крики, и совсем, что характерно, не за горами… Стиснув зубы, он бросился догонять своих.

На этом, собственно, беготня и подошла к концу. Почти отвесный склон – они карабкались, сдирая кожу на пальцах, соскальзывали, падали обратно. Максимову удалось взгромоздиться на торчащий выступ. Протянул руку, чтобы подхватить Екатерину – глина под ногами просела, он провалился в вязкое тесто, потерял равновесие… Вопли нарастали – преследователи с улюлюканьем посыпались с обрыва. Метаться по дну оврага вскоре надоело. Завертели головами, ища естественные укрытия. Слева огни, справа. В клещи берут. В пятнадцати метрах на склоне – нагромождения каких-то глыб. Словно глиняный домик нависал над обрывом, а в один прекрасный день обвалился. Бесформенное что-то, беспорядочное. Побежали, не сговариваясь. Капитулировать никогда не поздно… На поверку глиняная масса оказалась преимущественно каменной – что и подтвердило разбитое колено. А свет от фонарей уже плясал по глыбам – сейчас их обнаружат…

– Нет, ребята, нельзя так жить, – пробормотала Екатерина, забралась на камень и ужом ввинтилась в какую-то узкую щель. На троих там места не было. Вернер заметался, изрыгая отнюдь не молитвы. Мозг работал с перегревом – лихорадочно перебирая варианты. Единственное укрытие – между двух расколотых плит – напротив щели, похоронившей Екатерину. Укрытие так себе – сработает до того момента, пока кто-нибудь с ним не поравняется.

– Не удалась виктория, командир, – замогильно резюмировал Вернер. – Пошли сдаваться.

– Лезь, – пихнул его Максимов к расщелине.

Машинально мозг отмерял секунды – хотя нужды и не было. Двадцать восемь, двадцать девять… Камешки поскрипывали под ногами. Шли двое. Наверху – страхующая команда…

– Поравняются с нами – выходим, – шепотом приказал Максимов. – Мой – первый, твой – второй. Вынимаем Катьку – и ходу.

Выпрыгнули из укрытия одновременно, не давая неприятелю сплотить ряды. Вернер повалил своего одним ударом – слабоват оказался. Максимов молотил до боли сжатыми кулачищами – яростно, устремленно, – пробивая отчаянную защиту. С пятого удара пробил – противник опустил конечности, рухнул на колени. Пластырь на носу смотрелся как-то трогательно, жалостливо. Ах, какое совпадение…

– Прости, Бордюр, – вздохнул Максимов, – издержки профессии.

Побитый что-то простонал, заваливаясь на бок. Вернер спохватился: схватил с земли фонарь – направил луч по ущелью. С этой стороны вроде никого. Но с противоположной уже бегут – прыгают с камня на камень. И наверху кусты трещат как-то подозрительно. Пожалуй, не медведь… Максимов выдернул из трещины Екатерину. Она почти не шевелилась. Несчастная женщина – за что такая морока…

– Уж больно вялая ты нынче, Катюша, – обнял за плечи. – Здорова ли?

– Грации лишилась, – пробормотала Екатерина. – Вы бегите, я догоню…

Что лучше для нормального ускорения – пинок или чмокнуть в щечку, – он не решил. Да надо ли? Рванули из последних сил. И, вероятно, ушли бы – почему нет? – во всяком случае, остаток ночи продолжали бы играть в кошки-мышки. Но вдруг Екатерина как-то резко отстала (опять проклятые лодочки подвели), Максимов проскочил по инерции, а когда оглянулся, паника охватила необъятная – с обрыва кубарем катились двое! – решительно отсекая Екатерину от коллег. И те, что по распадку, неумолимо приближались. Сдавленный крик – и озлобленные темные твари накрыли простую русскую женщину! Ноги продолжали нести – до первого куста. Влетел, упал пластом, свернулся, скрипя всей челюстью. Вернер завозился где-то невдалеке – выражаясь по поводу отсутствия удобств.

– Эй, уроды! – загрохотал на весь овраг какой-то горлопан. – А ну давай до хазы, а не то пришьем вашу бабу!

– Мужики, бегите! – вякнула Екатерина.

– Виктория не удалась, это точно, – пробормотал Максимов. Обида душила. Такая динамичная ночь…

– Выходите, выходите, – раздался сверху спокойный и немного насмешливый голос Коржака. – Достаточно уже. Хорошо побегали.

– Ладно, командир, пошли, – злобно выплюнул Вернер, выбираясь из-за камней. – Не наша ночь сегодня.

«А будет ли вообще «наша» ночь?» – как-то кисло подумал Максимов.

– Вы, мироеды, не троньте женщину! – крикнул он. – Идем уже!..

Возможно, был приказ – до смертоубийства не доводить. И не метелить до синевы. Тычки под ребра, мелкие плюхи по печени, почкам, другим ответственным за здоровье органам – не в счет. Заслужили гораздо большего – куча покалеченного народа, разбитые тачки, моральные увечья… А главное – полный провал вверенного дела. Руки у парней чесались. Но был приказ – оттого и обращались с ними почти гуманно. Волокли по склону, награждая мелкими затрещинами, тянули со связанными руками через ельник на дорогу. Распахнутый автомобиль – куда их загружали, матерясь в затылок… Память давала сбои. Дорога, знакомые ворота, асфальтовые дорожки… Мозги отдыхали, а тело вяло сопротивлялось насилию.

Окончательно ситуация прояснилась в гостиной, куда их загнали пинками (с Екатериной обращались несколько помягче) и бросили, оборванных, перепачканных грязью и глиной, на плюшевый диван.

– Развяжите им руки, – приказал Шалевич. Он сидел, забросив ногу на ногу, в комфортном кресле и прожигал плененных тяжелым, ненавидящим взглядом василиска. Дымилась сигара.