Мария Жукова-Гладкова - Поиграй со мной в любовь

– Вы следите за модой? – искренне удивилась Верка. Об этом нельзя было догадаться, увидев, во что Тимофей Ильич одет и что висит (и валяется по всем углам) у него дома.

Но оказалось, что его друг писал диссертацию по истории волос. Возможно, все остальные исторические темы уже исчерпаны или народ боится браться за тему, подход к которой или трактовка которой может резко измениться на строго противоположную в процессе написания диссертации. Что-то в последнее время у нас стало модно переписывать историю. Конечно, это делалось и раньше, и не только у нас, но теперь историки опасаются браться за некоторые периоды и события. А волосы в истории – это все-таки нейтральная тема. Тут нечего переписывать. В Средние века девушки с распущенными волосами считались блудницами. Замужние женщины должны были прикрывать волосы. Это были нормы определенного периода. Не перепишешь. Были поверья, связанные с волосяным покровом. Например, в прошлом считалось, что борода спасает от зубной боли. Правда, опыт доказал, что это не так. Сейчас в моде аскетичная одежда (этого тренда Тимофей Ильич определенно придерживался, пусть и неосознанно), а для того, чтобы аскетично одетый мужчина выглядел экстравагантно, ему нужна настоящая борода. Не исключено, что это придумали мужчины, которым просто лень каждый день бриться. С другой стороны, стали открываться салоны бритья, хотя совсем недавно были только женские салоны красоты.

– Или в Питере теперь столько «голубых», что им нужны свои салоны? – задумчиво произнесла Верка, рассказывая мне про вечер с новым знакомым.

– Вообще-то, бреются все мужчины, – напомнила я.

– Но салон красоты для мужчин не очень-то откроешь. В Питере-то точно есть кому с ними бороться. Стекла побьют, краску разольют, напишут что-нибудь похабное на стенах. А салон бритья – отличное прикрытие. Как ты думаешь? Ведь нормальный мужик, которому на работу бежать надо, не пойдет в салон бритья. Еще в парикмахерскую – куда ни шло. Правда, в нашем городе всех стригут жены, сестры и матери.

– Так то в нашем городе. А тут ведь и метросексуалы есть… Ты лучше расскажи про нового знакомого.

По словам Верки, Тимофей Ильич набросился на борщ, как только тот был готов, и про Суворова забыл, как, впрочем, и про Потемкина, и про Румянцева, и про Екатерину, и про бороды. Наевшись борща (явно впервые за два года после смерти мамы, и не факт, что мама варила такой борщ, как Верка), Тимофей Ильич заснул за столом.

Верка оттащила его в кровать (он не проснулся), сняла тапки, штаны, прикрыла одеялом. Сама устроилась в другой комнате на бывшей маминой постели.

После борща были щи из свежей капусты и голубцы. Потом чанахи из баранины, специально отобранной братом Шахназы, и котлеты из куриного фарша, накрученного им же. В общем, теперь моя подружка проживала у Тимофея Ильича и ежедневно потчевала его разными блюдами. Но и сама хорошо питалась.

– Но мы живем в разных комнатах, как и вы со Славой, – сообщила мне подружка, когда мы в ее выходной вместе гуляли с Настенькой. – Слушай, что здесь с мужиками? В нашем городе понятно – алкаши, а тут-то?

– Тимофей Ильич не пьет?

– При мне ни грамма в рот не взял. Ему мама внушила, что алкоголизм – самая страшная болезнь, которая только может быть, а к маме он относился с большим уважением.

– А ты чем недовольна? Ты бы предпочла пьющего?

– Нет, конечно. Но как бы мне его в постель затащить? Пока я готовлю ужин и во время ужина он говорит на исторические темы, я молчу, правда, повышаю свой образовательный уровень. В нашем городе уже лекции смогу читать и уроки истории в школе вести. После ужина он говорит спасибо и отправляется к себе в комнату, где усаживается за компьютер. Потом от компьютера перемещается в постель. Телевизор не смотрит вообще. Утром мы вежливо здороваемся, он завтракает или я оставляю ему завтрак, когда ему не с утра в институт, а мне на работу. Что делать-то, Лида?!

Можно сказать, что у меня была точно такая же ситуация. Только я не уходила на работу раньше Славы. И он говорил на экономические темы.

– Давай думать, что нам делать с нашими мужиками, – не унималась Верка.

Я, признаться, боялась постели со Славой…

– Ты совсем не хочешь его как мужчину? – спросила Верка.

– Хочу, – призналась я. – Мне кажется, что я в него влюбилась. Я никогда не встречала таких мужчин. У нас в городе таких просто нет. Вера, неужели он скоро умрет?! А он не хочет больше никаких обследований и лечиться не хочет!

Я разрыдалась. Славу было жалко. Себя было жалко. И Верка тоже разрыдалась. Она просто хотела замуж, хотела ребенка, а тут впервые в жизни встретила непьющего приличного мужика, фактически переехала к нему в квартиру (перевезла свои вещи от моей мамы), а мужик ее даже ни разу за задницу не ущипнул!

– Мне кажется, что этот профессор вообще никого никогда не щипал за задницы, – заметила я. – И тебе не стоит на это рассчитывать. Меня, кстати, Слава тоже не щипал. Это мужчины другого типа и склада. Или в этом городе у мужчин подобный тип ухаживая не в почете.

– Что мне делать, Лида?!

– Скажи, что хочешь сходить в театр. И я Славе про театр напомню. Хорошо бы нам в один день, то есть вечер, туда попасть… И чтобы места рядом. Мы бы тогда могли официально «познакомиться».

Верка внимательно посмотрела на меня и прониклась идеей. Теперь мне следовало провести работу со Славой. Пусть поручит мне покупку билетов. Верка должна была провести работу с Тимофеем Ильичом. Скорее всего, оторванный от жизни профессор поручит покупку билетов Верке. Ну а дальше – дело техники.

Когда я в очередной раз напомнила Славе про театр, он, будто прочитав мои мысли, сказал, чтобы я сама взяла билеты на субботний вечер – куда хочу. Ему некогда заниматься билетами. Я с трудом сдержалась, чтобы не продемонстрировать свою радость.

– К тебе больше никто не приставал на улице или в магазинах? – уточнил «муж».

Я покачала головой. Теперь я еще прилагала усилия, чтобы выглядеть непохожей на Сюзанну. Я заплетала волосы, потом закалывала (а Сюзанна всегда выступала с распущенной гривой, еще и с какими-то блестками, и с начесом). Прическа здорово меняет человека. Да и Лариса косу никогда не носила, тем более удерживаемую шпильками и заколками. Она разбрасывала волосы по плечам, как и я до недавнего времени в Питере. Дома я их чаще закалывала – чтобы не мешали. Я теперь не красилась вообще, а Лариса и в особенности Сюзанна злоупотребляли косметикой.

– А тебе ничего не удалось выяснить про убитую у ночного клуба девушку? – поинтересовалась я. – В Интернете нет новостей про это дело.

Меня на самом деле удивляло, что больше ничего не всплывает. Вроде началась такая шумиха, а потом все стихло. Если судить по смакованию некоторых смертей, тут происходило что-то необъяснимое. Я долго не забуду похороны Березовского, то есть одну программу, которую смотрела по телевизору. Мне было просто противно, когда ведущий хаял умершего, критиковал одежду и сумочки присутствовавших на похоронах дам (особенно досталось вуалькам и туфелькам), прошелся по катафалку. А ведь Березовский был личностью, пусть и демонической, между прочим, занимал государственный пост (заместителя секретаря Совбеза), а уж как рулил информационными и денежными потоками… Да и не в наших традициях хаять умерших. Или ведущий точно знает, что олигарх не умер?