Яна Розова - Мост над черной бездной

Тут Пашка почувствовал себя пафосным дураком и продолжил свою речь в другом тоне – гораздо более спокойном: «А логики в твоих поступках – ноль. Неужели ты думала, что я не найду вашего семейного адвоката, не спрошу, появлялся ли у него отверженный сын Никиты Львовича? Неужели ты думала, что твоя Адель запудрит мне мозги? Элли, ты плохо меня знаешь, если думаешь, что меня можно напоить – и я брошу все свои и твои дела. Кстати, твоя Адель вообще пить не умеет…»

Внутренний монолог все продолжался – в полете, в гродинском аэропорту, в автобусе до Курортного. Паша оттачивал формулировки, подпуская в них все больше яду, все больше злости. Раздражение вернулось и росло.

Идя по улице, ведущей к дому Элли, он уже нашептывал свою речь, а перешагивая порог мастерской Элли, чуть ли не выкрикнул:

– Элли, если так выражается твоя ревность, то я… – и остановился посреди комнаты, глядя на художницу, свернувшуюся неловким калачиком на диванчике.

Она не шевельнулась, услышав его голос. Ее шелковая туника словно превратилась в расписное стекло, на диване блестел стразами мобильник, возле руки, замершей ладонью вверх, лежал на боку бокал.

Пашка подошел к Элли ближе, склонился над ее лицом. Она не дышала, была холодна. Он взял ее руку, пульс не прощупывался. Приподнял веко – зрачок не отреагировал на свет.

Ничего не понимая, ошарашенный, оставшийся наедине со всеми своими невысказанными обвинениями, он нащупал в кармане брюк мобильник, намереваясь позвонить в скорую.

Но тут аппаратик в его руке заголосил трелями, заставив Седова на секунду скривиться, будто от боли.

Сыщик поднес телефон к глазам и прочитал на дисплее: «Калачев». Это было странно.

– Не занят? – спросил Витя и, не дожидаясь ответа, стал пытать: – Ты знаешь такого – Олега Перцева?

– Это еще один сын Перцева, – пояснил Паша хрипло.

– Туристы нашли его труп на Немецком мосту.

– Его нашли на том же мосту, где и Артура Перцева?

Соображалось крайне тяжело.

– Нет, на другом. Знаешь тот мост, что неподалеку от трассы в Курортный? Он в степи стоит.

Да, припомнил Седов, это тот мост, мимо которого он проезжал совсем недавно – как раз после безрезультатных поисков бедного пензенского изгнанника.

– А сколько времени прошло с момента смерти?

– Да уж трое суток. Давай-ка – к нам. Поговорим.

– Нет, – ответил Пашка. – Придется вам – к нам.

– Это еще с чего?

– Элли Перцева мертва. Я уверен, что ее отравили. Она тут, в своем доме.

Калачев стал расспрашивать подробности, но Паша уже закончил разговор. Ему нужно было выпить и собраться с чувствами.

Через сорок минут прибыла опергруппа, по дому заходили чужие люди. Из комнат выскочили мажоры, и среди них – Наташа, о которой Пашка эгоистично забыл. Он лишь успел вовремя отреагировать и поймать девочку, теперь круглую сироту, до того, как она увидела мертвую мать.

Наташа повела себя совершенно по-детски: она стала плакать, забыв о косметике, своей взрослости, о том, что на нее смотрит множество чужих и не очень чужих людей. Наташа плакала, а Седов обнимал ее за плечи и гладил по волосам.

Вскоре подоспели Оксана, медсестра из скорой и Тамара. Они увели Наташу в ее комнату, а Паше стало совсем одиноко.

– У меня к тебе предложение, – сказал Витя, присаживаясь рядом с Седовым на диван и отпивая из его стакана глоток виски. – Ты будешь снабжать нас инфой насчет всех этих дел в перцевской семье, а я не стану привлекать тебя в качестве свидетеля по поводу убийства Перцева. Буду сам выкручиваться. Идет?

Даже в состоянии полной прострации Седов догадался – Витя его надувает. Бусько уже удрали из страны. С их деньгами они смогут прятаться от беззубого российского правосудия до конца света и того дольше, а посему свидетели в деле Никиты Перцева были нужны как собаке пятая лапа. Только не нашлось у Пашки никаких сил выводить приятеля на чистую воду. Он лишь наморщил нос и согласился, выставив одно условие:

– Для начала расскажи мне об убийстве Олега Перцева.

Витя сопротивляться не стал, рассказал, что знал: отравление, эксперты завтра скажут, каким веществом. Даже фото тела показал: на бетоне лежал, скорчившись, щуплый паренек.

Вздохнув, Седов вернул снимки.

– Он мог сам подняться на мост?

– Да, этот мост попроще того, лесного, на котором первого парня нашли. – Витя упомянул об Артуре, и видно, тут же пожалел об этом, предчувствуя следующий вопрос Пашки.

А Пашка, конечно, тут же задал его:

– Теперь-то вскрытие старшего брата сделаете?

– Черт, Паша, – промямлил Калачев. – Это же политика… Нужно хотя бы заявление от родственников…

– Вы все спятили, – разозлился Седов, допивая свой виски и скалясь от вновь вспыхнувшей злости. – К тому же запутались в понятиях: это не политика, это деньги. А тебе особенно стыдно должно быть, ты же ни гроша не получишь за свой профессиональный позор.

Витя не счел нужным оправдываться, хотя аргументов у него было предостаточно. Он встал и направился к своим подчиненным – руководить.

… К вечеру Пашка вернулся в квартиру Яны. Она встретила его холодно, почти враждебно. Взяв себя в руки, рыжий сыщик подробнейшим образом описал свою поездку, правда немного перетасовав факты. Домоправительницу фрекен Бок в своем рассказе он наделил внешностью и манерами Адели, в итоге получилось забавно, и его простили.

Яна выпила стакан теплого молока и попросила полежать с ней, пока она будет засыпать. Седов сделал так, как она просила.

Ночь он провел на кухне, выкурив пачку сигарет и выпив полбутылки водки. Ему удалось не думать об Элли, составляя план своих действий на ближайшее время. Он намеревался во что бы то ни стало узнать, отчего именно умер Артур Перцев.

Утром Яна ушла на работу, а Пашка, подремав часа три в согретой ее телом постели, сел к компьютеру.

Для начала Седов сосредоточился на старом греке Костаки, деде Артура Перцева. Имя его в Интернете упоминалось не просто редко, а редчайше: в одной коротенькой заметке о том, что Костаки и еще шестеро ветеранов ВОВ были удостоены звания почетных граждан Гродина. Оказалось, что миллионер Костаки геройски воевал против немецких захватчиков, и Паша счел это свидетельством наличия у миллионера души.

Случайно Седов набрел на блог местного журналиста, который описывал судьбы гродинских бизнесменов.

Судя по подобострастному стилю материалов в блоге, писались они за деньги, возможно, для каких-то бумажных носителей, а после были выложены в Интернете в качестве образца творчества этого самого журналиста – вот как я пишу, заказывайте рекламные тексты мне, такому замечательному.

Читая эти материалы, Паша припомнил расследования Александра Чащина – в них упоминались те же самые люди, только вот делишки их подавались не как красивые истории успеха, а как список мошенничеств, расхищений, фальсификаций и прочих жульничеств. Иногда – с кровавым оттенком. Времена сильно изменились, правда теперь не интересовала никого…