Наталья Солнцева - Эликсир для Жанны д’Арк

Другой постоянно нашептывал мне, что я призван восстановить равновесие и лишить Прозориных незаслуженного блаженства.

На самом деле я не хотел никого убивать, – в заключение признался Алексей. – Все злодейства меня заставил совершить некий бес Алиборон, который в меня вселился. До тех пор, пока в «Дубраву» не приехал Федор Прелатов, я не испытывал потребности в убийствах и жил обычной жизнью. Но с появлением Федора внутри меня как будто поселилось злое и хитрое существо. Мне кажется, что его вызвал своими заклинаниями Федор, поэтому он и должен быть наказан.

Оный бес является существом бесплотным, но облик у него человеческий, хотя и призрачный. Это мужчина неопределенного возраста, крепкого сложения, с всклокоченными рыжими волосами, окладистой бородой, крючковатым носом и глазами навыкат. По его настоянию я даже приобрел рыжий парик и накладную бороду, которые он заставлял меня надевать и смотреть на себя в зеркало. Я должен был рассказывать о нем другим людям. Если же они мне не верили, Алиборон жутко злился. Сквозняки, дым, пентаграмма и окровавленный тлеющий платок, – это все знаки его присутствия. Я должен был таким образом доказывать его существование. Бывали моменты, когда я не мог отличить себя от него. Я запутался, где я и где он. Мы как будто срослись намертво, а потом вдруг я понимал, что я – это я, а бес куда-то подевался. Потом он являлся вновь, и все шло по накатанной.

Когда Алиборон по какой-то причине отстал от меня, я раскаялся в содеянном и добровольно признался во всем, что совершил под его влиянием. Мне все равно, поверят мне или нет. Главное, я смог облегчить душу…»

Рыжий парик и бороду Глория обнаружила в шкафу в кабинете Прозорина, где тот уснул. Эти атрибуты «нечистой силы» вкупе с галстуком должны были послужить уликами против хозяина дома. Однако коварный замысел не осуществился.

Видимо, бес в решающую минуту покинул Алексея и ретировался. Ему что? Для него законы не писаны.

– А ведь он прав, этот полоумный охранник, – заявил вдруг Туровский. – Во всем виноват мой зять. Он связался с Федором, поселил его в своем доме, обеспечивал деньгами и сырьем для черного ремесла. Может, тот и правда бесов вызывал!

Лавров на это благоразумно промолчал.

– Что у тебя с Катей? – спросил его бизнесмен.

– Она уже не так сильно любит мужа. Думаю, после того, что случилось, она подаст на развод…

Шел снег. Лавров и Глория прогуливались мимо деревянных теремков пансионата. Вокруг галдели лыжники, собираясь кататься. Было холодно.

– Ты хочешь сказать, что Жиль де Рэ пытался вернуть Жанну д’Арк? – спросил сыщик, потирая уши. – Каким образом? Оживить ее? Воссоздать вновь? Клонировать?

– В пятнадцатом веке о клонировании никто не слышал.

– Все новое – хорошо забытое старое, – заметил Лавров.

– Что-о? – удивилась Глория. – Ты ли это, друг мой Рома?

– Жизнь не стоит на месте, и я меняюсь вместе с ней.

– Ну, если так… я думаю, верный рыцарь Орлеанской Девы мечтал если не вернуть Жанну к жизни, то соединиться с ней в смерти. И Прозорин пошел по его стопам. Великая любовь оставляет после себя неизгладимый след. Даже ее малая искорка способна воспламенить сердце того, кто соприкоснулся с ней. Думаю, Прозорин невольно провел параллели между собой и французским предком. Он должен был встретить свою Жанну… и он ее встретил. А потом, так же, как Жиль, потерял в огне. Мог ли он отказаться от попытки изготовить эликсир, который предназначался для Жанны д’Арк? Тем более, рецепт был у него в руках.

– Что за эликсир?

– Его тайна скрыта в коде манускрипта.

– Вряд ли Прозорин испытывал глубокое чувство к Снежане, – покачал головой Лавров. – Избалованный барчук не способен любить всем сердцем.

– Почему нет? Его рано женили… и он был счастлив в браке. Почти как рыцарь де Рэ, который тоже, казалось бы, любил жену, пока не сблизился с Жанной. Первая влюбленность – еще не любовь. Это проба души вкусить вечности. Прозорин – увлекающаяся натура. Он, как и Жиль де Рэ, стремился вернуть свою возлюбленную оттуда, откуда не возвращаются.

– По-твоему, в манускрипте зашифрован рецепт бессмертия?

– Скорее, формула всего сущего.

– Значит, принадлежащий Прозорину пергамент – подлинный?

– Без сомнения.

– И кто-нибудь когда-нибудь разгадает этот код?

Глория пожала плечами.

– Когда-то сам великий Ньютон пробовал разгадать код Библии. В результате… его разгадывают по сей день.

– Понял, – улыбнулся Лавров и взял ее под руку. – Осторожно! Поскользнешься.

Небо казалось неиссякаемым источником белого пуха, который покрывал землю, крыши домов и деревья. Снежинки застревали в ресницах и таяли на губах.

– Чем закончится эта история? Что будет дальше с ее участниками?

– Нетрудно догадаться.

– Тогда скажи, – потребовал сыщик. – Я всю ночь не спал, мучился, правильно ли мы поступили, что доверились Туровскому. Смерть Снежаны на его совести. Прозорин знает об этом и не простит.

– Туровский наверняка все обдумал. Такие люди не полагаются на авось. Убийца под его давлением дал письменное признание. А ты свою задачу выполнил. Теперь пусть они с зятем сами решают, как им быть. В конце концов, это их семейная драма.

– Отец Кати не допустит судебных слушаний.

– Ты спрашивал, что будет дальше? – усмехнулась Глория. – Маньяка застрелят при попытке к бегству. Дело закроют. Туровский позаботится, чтобы все было шито-крыто.

– А Федор? А Прозорины?

– Федор соберет свои пожитки и укатит в Псков от греха. Катя разведется с мужем и переедет в Москву. Будет страдать от неразделенной любви.

– К кому? – нахмурился Лавров.

– Ты меня спрашиваешь?

Он опустил голову и поддел носком ботинка комочек снега. На сердце лежал камень, но приходилось делать вид, что ему весело. Расследование окончилось, преступник пойман, что называется, с поличным. Все должны быть довольны, а получается наоборот.

– Снежана Орлова останется лежать под Деревом Фей, – добавила Глория. – Прозорин будет жить в «Дубраве» и вешать венки на ветки кривого дуба. Я не исключаю, что однажды он придет к Дереву и не увидит своего венка.

– Это будет означать, что Снежана его простила?

Глория долго молчала, глядя на суету лыжников, на пелену снега, на кромку леса вдали на холме.

– Не знаю, – вздохнула она. – Хорошо, что ничего нельзя понять до конца. Иначе это уже не жизнь, а математика. Очарование бытию придает вечная незаконченность. Кого-то искушает дьявол, чьи-то мечты рушатся, а чьи-то – сбываются. Зарождается новая любовь. Все идет своим чередом.

– А что ты думаешь о Жанне д’Арк? – неожиданно спросил Лавров. – Для нее все кончено?