Андрей Дышев - Женат на собственной смерти (сборник)

Кира сошла с лодки последней. На ее лицо страшно было смотреть. Не в силах оторвать взгляда от бездыханного тела, она приблизилась к Ворохтину и негромко спросила:

— Это правда?

Лицо спасателя было мрачнее тучи. Он пытался набрать номер на мобильном телефоне, но связь была неустойчивой и все время срывалась.

— Что — правда? — раздраженно переспросил он.

— Он… умер?

— Он уже окоченел, — едва разжимая зубы, ответил Ворохтин и пошел вслед за Саркисяном.

Кира продолжала смотреть на босоногий труп, распростертый на мокром песке. Она вспоминала, как еще вчера видела лицо Павлова на экране монитора. Рыбак строил планы на будущее и обстоятельно рассказывал перед телекамерой о своем уникальном способе ловли рыбы. Обходя покойника на почтительном расстоянии, она едва не наступила на пару высоких ботинок, стоящих рядышком на песке. Осмотрелась, чтобы не дай бог еще на что-либо не наступить. Потом торопливо вынула фотоаппарат из кофра и сделала несколько снимков: покойник, пустынный пляж, моторка…

Саркисян уже комментировал перед камерой то, что видел в лагере:

— Вот его жилище… Как видите, Павлов не слишком беспокоился о комфорте. Крыша выложена из листьев лопухов. Подстилки под одеялом никакой… По всей видимости, он сначала решил построить запруду, чтобы обеспечить себя едой, а потом уже обустроить шалаш. Увы, его планам не суждено было сбыться. Загадочная смерть внезапно оборвала его жизнь…

Ворохтин, не обращая внимания на съемку, вышел на середину поляны и присел у очага. Потрогал угли — холодные. Заглянул в котелок. Он наполовину был заполнен зеленоватой жидкостью.

— А вот и спасатель! — сымпровизировал Саркисян. Появление спасателя в кадре пришлось как нельзя кстати. — Он пытается найти причину столь неожиданной смерти Павлова. Изучает содержимое котелка. Похоже, что там уха. Настоящая рыбацкая уха! Значит, Павлов незадолго до смерти наловил рыбы и приготовил уху. Но что же случилось потом?

Ворохтин встал. Только слепой не догадался бы, что спасатель едва сдерживает свои эмоции.

— Выключи камеру! — сказал он Чекоте. Тот медленно отступал, но камеру не выключал — не было команды от Саркисяна.

— У спасателя сдают нервы! — на высокой ноте проговорил Саркисян, сразу поняв, что самые ценные кадры начинаются только сейчас. — Еще бы! Такое эмоциональное напряжение! Ситуация становится нешуточной! Игра идет уже не по сценарию…

И тут вдруг Ворохтин несильно ударил рукой по камере. Оператор, едва не выронив своего дорогостоящего инвентаря, испуганно оторвался от окуляра и отскочил назад.

— Ты что?! — забормотал он, отступая на край поляны. — Спятил, что ли?

— В чем дело? — закричал Саркисян. — Почему камера выключена?

Ворохтин повернулся к ведущему.

— Имей совесть, Арам Иванович, — сказал он. — Не из всего же можно шоу делать!

— Стоп! — примирительно произнес Саркисян, выставив вперед ладонь. — Дальше не надо! Твоя позиция мне ясна. Предлагаю объясниться и расставить все точки над «i»… Чем ты обязан заниматься по договору? Оказанием помощи участникам соревнований. Вот этим и занимайся, а в мои дела не лезь!

— Я спасатель, а не артист! И не хочу быть в кадре!

— А никто не просит тебя играть роль, милый мой, — с полуулыбкой произнес Саркисян, широко распахнув глаза. — Выполняй свои обязанности так, как велит тебе совесть, а наше дело — снять это и донести широким слоям населения героику будней профессионального спасателя через средства массовой информации…

— Не уверен, надо ли это видеть широким слоям населения, — произнес Ворохтин.

— А вот это в тебе говорит дилетант! — обрадовался Саркисян. — Ты просто не знаешь современного зрителя. Его хлебом не корми, дай ему на трупы посмотреть, и чтобы они были окутаны тайной, и чем больше в этой тайне будет жестокости и страданий, тем лучше. То, что мы сейчас снимаем, зритель предпочтет всем мелодрамам, комедиям и детективам! Феллини может отдыхать, когда по телевизору пойдет «Робинзонада»! В этом можешь не сомневаться! Да, согласен — это ужасно! Это безнравственно! Но мы ничего не навязываем! Мы лишь удовлетворяем низменные инстинкты толпы, ее патологическую жажду лицезреть кровь и трупы.

— Я не собираюсь удовлетворять толпу, — ответил Ворохтин и, подобрав с травы одеяло, быстро пошел к берегу.

— Мотор! — сказал Саркисян как ни в чем не бывало. — Продолжим.

Ворохтин расстелил на песке одеяло рядом с трупом.

— Все отсняла? — спросил он Киру, которая, ничего не ответив, тотчас демонстративно отвернулась.

Он перевалил тело на одеяло, закинул края внутрь, накрыв страшное лицо покойника. Съемочная группа работала в лагере добросовестно и возвращаться на берег не торопилась. Из-за деревьев время от времени доносился приглушенный голос Саркисяна: «Мотор!.. Стоп!.. Крупный план!..»

— Что, у Павлова не оказалось богатых родственников? — в качестве ответного укола высказала Кира.

Ворохтин отплатил ей той же монетой, с невозмутимым видом промолчав.

— Если бы я смогла завести лодку, то успела бы его спасти! — добавила Кира.

На этот раз Ворохтин с любопытством взглянул на девушку: надо же, какая глупая и самоуверенная особа!

— Он умер как минимум двенадцать часов назад, — пояснил он, чтобы вывести ее из глубокого заблуждения.

— Это еще надо доказать!

Ворохтин сел в лодку, завел мотор, отплыл метров на сто, сделал круг и снова причалил к берегу. Это подействовало. Гвоздев, будучи самым молодым и старательным, бежал к воде впереди всех. За ним, активно работая руками, будто лыжник, бежал Саркисян. Чекота, отяжеленный своей ношей, замыкал забег, с трудом переставляя свои худые, нескладные ноги.

— Ты решил оставить нас здесь? — в шутливом тоне крикнул Саркисян, не желая раздувать конфликт.

— Хорошая идея, — ответил Ворохтин, выходя на берег. — Представляешь, как бы обрадовались зрители? Саспенс!

Он велел Гвоздеву взяться за один край одеяла, сам ухватился за другой, и они вдвоем понесли покойника к лодке. Студент, судя по его напряженному лицу, надрывался, ноги его зарывались в песок, и непонятно было, почему он не упал. У самой лодки понадобилось, чтобы студент по щиколотку зашел в воду, но молодому человеку жаль было мочить кроссовки, и он попытался сохранить обувь сухой. Ворохтин, который в это время стоял уже по колени в воде, крикнул, чтобы тот сделал хотя бы еще шаг, иначе тело никак нельзя будет перенести через борт. Трудно сказать определенно, какие мысли посетили студента. Скорее всего он подумал, что покойнику уже все равно, насколько бережно его опустят на днище лодки. По-прежнему желая оставаться сухим, студент из последних сил приподнял свой край и без предупреждения кинул его на передок лодки.