Марина Серова - Спектакль для одного зрителя

— Это кого же? — Брови Исмайлова поползли вверх.

— Вашего шефа, некоего Джебраилова Сулеймана Агаевича.

— Каким образом?

— Этот баран заплатил двадцать тысяч баксов, чтобы купить «порядочный женщин, понэмаешь», — очень точно передал интонацию Кинг-Конга Бен.

— Давайте не будем тут заниматься утрированием и пародией, ведь у нас серьезное дело, а не подмостки тарасовского театра, — с полупрезрительной миной заметил Аслан, хотя сам усмехнулся в усы. — Это серьезный человек, и я, как его подчиненный, считаю некорректным обсуждение Сулейман-бея, тем более за его спиной.

Теперь уже усмехнулся Бен, хотя и не нашелся что ответить на эту напыщенную тираду.

— Так вот, — продолжила я. — Когда двадцать тысяч долларов легли на счет Лизы, она растворилась в неизвестности. Люди Джебраилова должны были встречать ее в Баку, чтобы потом отвезти, видимо, в горный аул… Но это — по джебраиловским расчетам… отнюдь не Лизиным. В аэропорту она надела парик, изменила кое-что в своей одежде, вывернув плащ наизнанку, и, обманув подручных вашего шефа, уехала из аэропорта с другими встречающими, двумя женщинами пожилого возраста.

Я пристально посмотрела на Исмайлова. Тот сидел и молчал, видимо переваривая полученную от меня информацию.

— Теперь вы понимаете, что у меня достаточные основания встретиться с вашим отцом и попробовать откровенно поговорить с ним. Возможно, он прольет свет на то, где Лиза находится в настоящий момент.

Кстати, не кажется ли вам странным, Аслан Гусейнович, что ваш отец, еще совсем недавно вполне крепкий и здоровый, вдруг занемог? Если он и человек, побывавший в отеле «Анба», — одно лицо, в чем я, откровенно говоря, почти не сомневаюсь, то все это по меньшей мере весьма подозрительно.

— То есть вы хотите сказать…

— Я хочу сказать, — оборвала я Исмайлова на полуслове, — что Лиза, по-видимому, кинула и вашего отца… В этом случае его сердечный приступ вполне объясним. Попробуйте поставить себя на его место…

— Но… Но… Это невероятно!

— Вспомните, как развивались отношения между вашим отцом и Лизой в Тарасове? И попробуйте меня переубедить…

— Я расскажу вам. Когда отец приехал ко мне в гости, он пришел посмотреть, как я веду работу в своей фирме. И хотя сам он весьма далек от мира бизнеса и живет в прошлом веке, он профессор и занимается проблемами тюркской истории средних веков, — ему тем не менее было приятно видеть, что его сын преуспевает совершенно на другом поприще. В душе ему, возможно, и обидно, что я не пошел по его пути.

— Это все, конечно, интересно, но вы обещали рассказать об отношениях отца и Лизы.

— Пожалуй, давайте об этом, — со вздохом согласился Аслан, пригубив чай из маленького стаканчика. — Там же, в офисе, он увидел ее первый раз. Меня тогда не насторожило, что Лиза, о которой все знали, что она ведет легкомысленную жизнь, — перед моим отцом, да и перед господином Джебраиловым, Лиза старалась произвести впечатление очень порядочной, даже строгой женщины почти азиатского типа.

Я взглянула на Бена. Он сидел и нервно курил, то и дело обхватывая голову руками. Было яснее ясного, что слушать все это о той, которую еще совсем недавно он боготворил, было для него крайне болезненно.

— Нас с Олей, склонных больше к европейскому образу жизни, это как-то даже удивило, — продолжал Исмайлов. — Лиза, когда появлялся мой отец, надевала очень длинное платье, причем не обтягивающее, не декольтированное, а на голову повязывала шарфик, что-то наподобие нашего национального платка. Оля еще сказала однажды, что она, мол, выпендривается — извините, я привожу ее слова — перед почтенным азербайджанским профессором, чтобы выглядеть лучше и в моих глазах тоже. Мне это даже нравилось: что ни говорите, я ведь сын своего народа.

— А все-таки, чем закончились отношения Лизы и вашего отца в Тарасове?

— Во-первых, скажу, как все началось. Сейчас, когда выяснилось, что Лиза — аферистка, становится ясно, что она вовсю использовала свой артистический дар, умение перевоплощаться, и намеренно представала перед консервативными азербайджанцами порядочной, в их понимании, женщиной. Добавьте к этому ее природную красоту, обаяние, умение себя подать, вести беседу…

— И все же, что вы все ходите вокруг да около? — не выдержала я.

— Во-первых, я не привык, чтобы со мной так разговаривали. Если вы не дадите мне высказаться, я могу вас просто попросить оставить дом моего отца и удалиться. — На лице Исмайлова появились холодность и надменность.

Я решила тут же исправить свою ошибку. И в самом деле, я как-то подзабыла, увлекшись, с кем имею дело. Это был не Джебраилов и даже не Асим Кулиевич. Передо мной сидел образованный, властный, сильный человек, в принципе, тот, кого пока я упрекнуть ни в чем противозаконном и предосудительном не могла.

— Ну так вот, — достойно выдержав паузу и перебирая в пальцах агатовые четки, неторопливо начал Исмайлов. — Эта женщина могла свести с ума любого мужчину. Было в ней что-то такое, чего вы не поймете, просто потому что вы женщина.

Бен при этих словах внимательно посмотрел на Исмайлова и удрученно покачал головой.

— Даже я, человек строгих правил, да простит меня ее муж, человек, который любит другую женщину и считает ее своей женой, первые две недели после знакомства с Лизой с ума сходил! Было в ней что-то магическое… — Исмайлов сглотнул слюну. — Весь этот маскарад, который мыс Олей принимали за чудачество, был, оказывается, частью хорошо продуманного плана. Кстати, вы не знаете, была ли замешена Лисицына еще в каких-нибудь преступных действиях?

— Представьте себе, да, — ответила я и не удержалась от колкости:

— Ваша магическая женщина шантажировала свою знакомую артистку, которая сейчас работает в Баку. Причем делала упор на сентиментальные нотки.

— И как же она это делала?

— Да очень просто. Вы прекрасно знаете, как зарабатывают себе на жизнь красивые женщины в вашей стране, которые приезжают из славянских стран.

Представьте себе, как страшно узнать больной матери, чем занимается ее дочь в чужой далекой стране.

Сердце старой женщины может не выдержать, ее может разбить инфаркт.

— Честно говоря, все, что угодно, но то, что Лиза — преступница, не укладывается в моей голове, — сокрушенно покачал головой Исмайлов.

Неожиданно в комнату вбежал молодой человек в тюбетейке и что-то взволнованно сказал Исмайлову по-азербайджански. После чего такой холодный и спокойный Аслан-бей сорвался с места и бросился вон из комнаты.

— Что бы это могло значить? — спросил у меня Бен.

— Видимо, что-то с отцом… Боюсь, что не очень хорошее.

— Может быть, мы воспользуемся ситуацией?

— Думаю, ты прав… Но надо соблюсти правила этики.