Марина Серова - В поисках легкой наживы

Бабушке такая тема разговора пришлась по душе.

Она, по-моему, возмечтала узнать от меня гораздо больше, чем я от нее.

Она впустила меня в свою уютную однокомнатную квартиру и тут же пригласила на кухню.

— Сейчас я угощу вас чаем, и мы с вами поговорим. Вас как зовут-то, дочка?

— Таня. Таня Иванова.

— Ну, садись, Таня, устраивайся поудобнее.

Она проворно наполнила чайник, поставила его на плиту и затараторила о событии, которое меня сюда привело:

— Я как только узнала от соседей, что Люда мужа своего бывшего порешила, до сих пор успокоиться не могу. Это как же так можно? Родного мужика ухлопать?

Это какую же душу-то черную иметь надобно. Так ведь?

Я пожала плечами, внимательно изучая стены кухни. Разгадку я надеялась найти именно тут, в этом помещении. Стены были оклеены клеенкой под дерево.

Есть! У газовой плиты, рядом с трубой аккуратно наклеена почти незаметная заплатка.

А гостеприимная старушка продолжала причитать:

— Я ведь и не думала никогда, что она на такое решится. Всегда приветливая такая. Сроду не скажешь. Ей-богу.

— Может, и не она убила. Это ведь еще не доказано. А вы одна живете, Елизавета Ивановна? — Я решила переключить разговор на другую тему и узнать о том, с кем общается эта пожилая женщина.

— Одна. Давно уж одна. Дети мои в другом городе. Уехали туда учиться, там и остались. Приезжают редко. А тут у меня родственников-то и нет никаких. — А мне сказали, что к вам девушка, родственница, часто ходит. Говорят, симпатичная такая, блондинка высокая.

— Так это же Леночка. Только она мне и не родственница вовсе. Но, прямо скажу, хорошая девушка. Сейчас мало таких. Я к ней прямо душой прикипела. А познакомились-то мы с ней случайно в больнице. В одной очереди сидели, ну и разговорились.

Елизавета Ивановна поставила на плиту супчик.

— Сейчас я вас супом накормлю. А то ведь у вас такая работа. Весь день небось на ногах.

Я не стала отказываться от супа, чтобы не обидеть гостеприимную хозяйку.

— О, вспомнила. Раз вы уж у меня в гостях, я вас и еще кое-чем угощу, — старушка хитровато улыбнулась и удалилась в комнату.

А я тут же встала, подцепила ногтем край заплатки, осторожно отодрала ее и обнаружила под ней еще одну заплатку — квадратик бумажки из тетради в клеточку. Не сомневаюсь, что под этим кусочком бумаги сквозное отверстие. Я осторожно поводила пальцем по той части бумажной заплатки, которую обнажила. Под пальцем ощущалась впадинка. Так и есть.

Но пока я не буду отдирать бумажку, сначала надо выспросить у старушки все, что я хотела. Не стоит настораживать ее раньше времени своими решительными действиями. Неплохо было бы изучить кафель на кухне Людмилы Васильевны. Его-то замаскировать гораздо сложнее. Скорее всего сверлили именно из той квартиры.

Пока я оставила все как есть, приладив клеенку обратно, поскольку Елизавета Ивановна возвращалась из комнаты, приговаривая:

— Вот. А то она у меня уже сто лет стоит. Надо же ее с кем-нибудь выпить. А тут гостья такая. Из газеты. Чай не каждый день ко мне журналистки приходят.

Она продемонстрировала мне бутылку с темной жидкостью:

— Вот, дочка, настойка домашняя. Крепенькая и полезная. Вам понравится.

Жаль было огорчать старушку, но пришлось отказаться от ее домашней:

— Вы уж не гневайтесь, Елизавета Ивановна, но мне нельзя. Я за рулем. Вы выпейте, а я — чайку? И поговорим по душам.

— Эх, как жалко. Ну, а на нет и спросу нет. Нельзя так нельзя.

Она огорченно вздохнула.

— Да вы себе-то налейте. Вы ж не за рулем, — я улыбнулась.

Мне очень хотелось, чтобы старушка приняла толику на грудь. Это всегда способствует формированию словоохотливости.

Она опять вздохнула:

— Ну, ладно. Коли так, за вас выпью, Танечка. Она достала рюмочку из шкафа, наполнила ее и ловко опрокинула, зажевав кусочком хлеба. Хорошая старушка.

— Да можно на «ты», Елизавета Ивановна.

— Ой, заболтались. Суп-то закипел. Теперь кипяток, в рот не возьмешь. Ой, старая я уже стала. Ничего не помню.

— Да какая же вы старая, если к вам молодежь тянется. Значит, душа-то у вас молодая.

Старушке был приятен такой вывод. Она расцвела, щеки ее загорелись. Поднялась из-за стола, довольно пошмыгивая носом, налила суп в тарелки. Одну поставила передо мной:

— Ешь, Танечка.

Я поблагодарила ее, молча ожидая эффекта от мелкого подхалимажа. И этот эффект не заставил себя ждать.

Елизавета Ивановна подробно рассказала мне, как познакомилась с таинственной Леночкой. Правда, старушка не знала, где она живет и как ее фамилия.

— А мне зачем? Ходит она ко мне иногда в гости, и слава богу. А парень-то у нее какой хороший. Замуж она за него собирается. Вот где он живет, я знаю. Они ведь с Леночкой выручают меня иногда. У парня этого иногда племянника оставить не с кем. Так он меня и зовет посидеть с мальчонкой. Часа на два-три. И платит неплохо. А мне лишние деньги карман не трут.

Я взяла у нее на всякий случай адрес этого парня. Кто его знает, вдруг именно тут собака зарыта.

— А в последний раз когда вы с племянником этого парня сидели?

— Так и вчера сидела, и позавчера. Я ж вот и говорю, что, когда Люда мужа-то порешила, меня дома не было. Я ж ничего толком-то и не знаю. Так что и помочь тебе ничем не могу.

— Елизавета Ивановна, а Людмила Васильевна у вас ключ от своей квартиры не хранит случайно?

— Хранит. А как же. Дело соседское. Вот я и хотела как раз про память-то свою никчемную сказать, да отвлеклась. Недели две назад я этот ключ потеряла. А он у меня в связке с моим запасным. Ну все как есть обыскала — нету. Я напугалась-то как — страсть. И Люде сказать побоялась.

А тут они сами нашлись, на окне за цветочными горшками. Лена их увидела. Она вот так, как ты сейчас сидишь, сидела. Глядь — а ключи на подоконнике в углу. А я уж ее-то с Романом спрашивала, может, они случайно унесли. Как ведь иногда бывает, сунешь и не посмотришь. У меня такое случается. Вот когда я их туда замутырила, убей не помню.

А я, грешным делом, еще на Анну Петровну подумала. Она какая-то знакомая Люды. Было пару раз, что она к ней приходила, а ее дома не было. Она ко мне позвонила и попросила разрешения у меня подождать. Вот после этого я ключи-то и не смогла найти. Вот и подумала: пустила чужого человека на свою голову. Грешно с бухты-барахты обвинять, но было дело. Так-то вот.

Старушка после рюмочки домашней стала болтливой и, сама того не замечая, выложила столько интересного.

Еще бы. Ключи на время исчезают. Старушка отсутствует — занята чужим ребенком. Людмила Васильевна на работе. Сверли — не хочу.

Я медленно ела суп с курицей и раздумывала над тем, как все могло происходить. Через отверстие в стене, наверное, пульверизатором впрыскивался эфир.