Марина Серова - В поисках легкой наживы

Далее мы перешли к обсуждению голосовых данных Виолетты. Ведь Нина Максимовна искренне считала, что я пришла именно по этому поводу. — ; — Это у нее с детства проявилось. Она петь начала тогда же, когда и говорить. Кстати, она неплохо разбирается и в классической музыке, и в современной.

Но мне хотелось говорить именно о том, что меня интересовало. И я всяческими путями возвращалась к разговору об отце девочки и ее отношении к нему.

Поэтому я сказала:

— Вы знаете, Нина Максимовна, я никогда в жизни не видела таких бумажек, которые внезапно делают людей богатыми. Ведь примерно через полгода ваша дочь станет очень богатой невестой.

— Восемнадцать ей исполнится через два месяца. Рано еще ей о замужестве думать, — отрезала женщина. И добавила:

— Да и Дмитрий еще мужчина в соку. Ему жить и жить. Так что богатство на нее свалится в далеком будущем.

Отлично. Нина Максимовна пока еще не знала о смерти своего бывшего любовника. Ничего удивительного. Трубный район города весьма отдаленный, а О третьем квартале и вовсе говорить не приходится.

Если у меня и были какие-то черные мыслишки относительно ее причастности к гибели Захарова, то теперь они испарились, как дым.

— Это я так, к слову. Извините. Мне просто очень хочется взглянуть на это завещание. Вы не можете показать мне его?

Она кивнула, поднялась и, слегка покачиваясь, отправилась в комнату.

И не возвращалась довольно долго.

Когда она вернулась на кухню, у нее было очень удивленное лицо:

— Ничего не понимаю. Я не знаю, куда оно делось. Оно исчезло. Я все перерыла, но его нигде нет. Может, его Виолетта куда-нибудь убрала? Придет — надо будет ее спросить.

С бедной Нины Максимовны даже хмель слетел.

А у меня появилось предположение, почему завещания не оказалось на месте.

Видимо, этот самый Роман полностью контролирует и направляет поведение больной девочки. Он для себя точно решил, когда именно удобнее предъявить это завещание. Когда все утрясется, а дело об убийстве будет закрыто. Хватилась бы Нина Максимовна, а документа нет. Пропал. Никуда заявлять она бы не пошла. Кто бы ей поверил?

Дочь бы поначалу не созналась. А когда ей исполнится восемнадцать, они бы просто расписались и поставили мать перед фактом. И только потом это завещание бы всплыло.

— Вы будете заявлять в милицию? — поинтересовалась я.

— Странно. Об этом меня уже однажды спросила Виолетта:

«Мама, а если залезет грабитель и украдет завещание, тогда же мы ничего не получим?» А я ей ответила, что грабителю эта бумажка ни к чему. А она пристала:

«Ну а все-таки?»

Что я могла ей сказать? Кто мне поверит, что это завещание было? Да меня б в милиции на смех подняли. Разве не так, Татьяна Александровна?

— Скорее всего именно так.

— А может, Виолетта пошутила и просто спрятала его, чтобы меня напугать?

Я пожала плечами. Для себя я решила, что наступил момент истины. Как это ни прискорбно, придется ей сказать о роли ее дочери в гибели Дмитрия Петровича.

Начала я издалека. Я подробно расспросила ее о друге дочери.

Им оказался тридцатилетний врач-психиатр Шаманов Аркадий Олегович.

— Я не знаю, чем он ее покорил. Слащавый такой, как кот мартовский. Ничего мужского в нем, на мой взгляд, нет. Ну, просто он мне не нравится, и все тут.

Я вздохнула глубоко-глубоко и решилась выложить все, что имела за душой.

— Нина Максимовна, вы извините меня, но я вас обманула. Я не из школы для особо одаренных детей.

Она нутром почувствовала, что сейчас я скажу ей нечто ужасное, и вся напряглась. Она молчала и смотрела на меня во все глаза.

— Я частный детектив. Дмитрий Петрович мертв. Ее глаза расширились от ужаса.

— К-как мертв? Что произошло?

— Его убили. Ножом в сердце.

Бедную Нину Максимовну едва не хватил удар. Она побледнела. Руки судорожно мяли кофточку на груди. Ее колотила мелкая дрожь.

— Я… н-не понимаю. П-почему вы тогда спрашивали про Виолетту? Вы… что… думаете… О боже! Как вы могли такое подумать?

— На то есть объективные причины, — сухо возразила я.

— Какие причины? Что вы мелете?! Что дочь убила своего отца из-за денег?! Такое случается только в самых глупых детективах. Вы не имеете права даже думать так. Виолетта не питала к нему родственных чувств. Это правда. Но чтобы убить! Уходите отсюда! Вы влезли мне в душу. А потом наплевали в нее.

Она вскочила и гневно указала мне на дверь. Я даже не подумала пошевелиться и властно сказала:

— Сядьте и успокойтесь. Может быть, Виолетта оказалась лишь игрушкой в руках этого дьявола. Мы с вами взрослые люди и должны во всем разобраться. Если Виолетта в этом и замешана, то она просто действовала под влиянием своего возлюбленного.

Я пыталась задним числом смягчить удар, который только что нанесла этой женщине.

— Какое заболевание у вашей дочери?

— Вялотекущая шизофрения. Это, к сожалению, наследственное заболевание. Не знаю, кто из предков и по чьей линии передал ей его. Поэтому я и отправила ее в школу лишь с девяти лет. Неустойчивая психика. Боже мой, Татьяна Александровна, неужели у вас действительно имеются основания так думать? Я плеснула ей в рюмку немного виски:

— Выпейте. Вам станет легче. И постарайтесь меня правильно понять. А я расскажу вам, почему я пришла к такому выводу.

Я поведала несчастной матери о старушке, к которой под чужими именами ходили Виолетта и Аркадий. О сквозном отверстии из кухни в кухню, о сиреневых перчатках, об усыплении жертвы и его собеседницы эфиром, о квартире, снятой лишь для того, чтобы убрать соседку Людмилы Васильевны в нужное время.

Она уже не возражала, не пыталась защитить дочь. Она лишь тихо всхлипывала, бесконечно повторяя одно и то же:

— Боже мой, какой ужас! Этого не может быть. Веля так не могла поступить. Это какая-то чудовищная ошибка.

— Я очень надеюсь, что это так. Правда, Нина Максимовна.

Звонок в дверь заставил нас обеих вздрогнуть. Нина Максимовна вскочила:

— Это, наверное, Веля.

— Не подавайте пока виду. Я сама с ней поговорю. Она порывисто вздохнула и одними губами прошептала:

— Попробую.

— Нина Максимовна, возможно, вам покажется, что я буду излишне груба. Но так надо. Иначе мы никогда не узнаем правду о смерти Дмитрия Петровича. Я все-таки надеюсь, что ваша дочь ни при чем.

Да простит меня господь за эту маленькую ложь во имя торжества справедливости.

Женщина вышла и через минуту вернулась с дочерью. Та взглянула на меня, и улыбка осветила ее лицо. Видимо, она вспомнила сцену поимки «немецкого шпиона».

— Ой, здравствуйте.

— Здравствуй, Виолетта.

— Мам, а что вы такие кислые, будто уксуса выпили?

Мать посмотрела на нее глазами, полными боли:

— Веля, присядь, пожалуйста. Мы с Татьяной Александровной хотим поговорить с тобой.