Алистер Маклин - Кукла на цепи. Дело длинноногих манекенщиц

Она еще раз промокнула ссадину, и взгляд ее перечеркнул все надежды на немедленную дружбу.

– Я не перешла бы с вами даже на другую сторону улицы, – ответила она бесцветно. Вероятнее всего, она охотно дошла бы со мной до середины проезжей части и там бы оставила меня. Если бы я был слепым.

– До встречи в Амстердаме, – хмуро бросил я и поплелся в направлении ближайшего бара.

Обыкновенно я не останавливаюсь в отелях высшего разряда по той простой причине, что не могу себе этого позволить. Но в заграничных командировках средства мои неограниченны, причем вопросы о расходах задаются редко, а ответы на них и вовсе никогда не даются. Поскольку обычно такие поездки изнурительны, не вижу причины отказывать себе в нескольких минутах покоя и разрядки в самом комфортабельном отеле.

Отель «Рембрандт» несомненно был именно таким. Довольно роскошное, хотя, пожалуй, чересчур декоративное строение на углу одного из внутренних обводных каналов старого города, с великолепными резными балконами, нависшими прямо над водой, так что какой-нибудь неосторожный лунатик мог быть по крайней мере убежден, что не свернет шею, падая, с балкона, – то есть, конечно, если не выпадет ему несчастье свалиться на один из экскурсионных пароходиков, которые так и шныряют по каналу; прекрасный вид прямо на это судоходство открывался и из расположенного на первом этаже ресторана, судя по рекламе, лучшего в Голландии.

Мое желтое такси марки мерседес остановилось у парадного входа, и пока я ждал, чтобы портье расплатился с водителем и взял мой чемодан, внимание привлекли звуки «Конькобежного вальса» в самом несносном и фальшивом исполнении, какое мне только доводилось слышать. Звуки эти исходили из большого, высокого, ярко раскрашенного и очень старомодного балаганчика, установленного на противоположном тротуаре, в месте, идеально подходящем, чтобы запрудить движение по этой узкой улице. Под балдахином балаганчика, составленным из бессчетного числа полинялых пляжных зонтов, подрагивал на обшитых резиной пружинах целый ряд кукол, прекрасно сделанных и на мой дилетантский взгляд очень пышно одетых в народные фламандские костюмы. Казалось, это происходит единственно от вибрации, вызванной действием шарманки, напоминающей музейную достопримечательность.

Хозяин или слуга этого орудия пыток был очень стар, сгорблен, с несколькими приклеенными к черепу клочками седых волос. Выглядел он так, что, пожалуй, наверное, сам и сконструировал эту шарманку, когда был во цвете лет, но, скорей всего, еще не достиг полного расцвета как музыкант. В руке он держал длинную трость с прикрепленной на конце круглой жестянкой, которой неустанно побрякивал, столь же неустанно игнорируемый прохожими, которых пытался заставить раскошелиться. Потому-то я и подумал о моих неограниченных средствах, перешел на другую сторону улицы и бросил в банку несколько монет. Не могу сказать, чтобы он одарил меня благодарной улыбкой, но обнажил беззубые десны и в знак признательности раскрутил шарманку на всю катушку, Я поспешно ретировался и потащился за портье и моим чемоданом к лестнице, а оглянувшись, увидел, что шарманщик провожает меня своим старческим взглядом. Чтобы не дать перещеголять себя в любезности, я ответил на его взгляд и вошел в отель.

За регистрационной конторкой сидел высокий темноволосый мужчина с тонкими усиками, безукоризненно одетый, а его широкая улыбка излучала тепло и радушие оголодавшего крокодила – улыбка того рода, о которой известно, что она пропадет сразу же, как только мы отвернемся, но немедленно обнаружится на своем месте, как бы молниеносно мы ни обернулись.

– Приветствуем вас в Амстердаме, – произнес этот человек. – Надеемся, что ваше пребывание у нас будет приятным.

Этот бессмысленный оптимизм не заслуживал ответа, так что я промолчал и сосредоточился на заполнении карточки. Он принял у меня ее так, словно я вручал ему бесценный бриллиант, и кивнул отельному бою, который пытался сдвинуть с места мой чемодан, скособочившись под углом примерно двадцать градусов.

– Номер 616 для господина Шермана.

Я отобрал чемодан у нисколько не сопротивлявшегося этому боя, который вполне мог быть младшим братом того уличного шарманщика.

– Спасибо, – я сунул ему чаевые. – Пожалуй, справлюсь сам.

– Но этот чемодан выглядит очень тяжелым! – Заботливость управляющего была еще искренней его радушия.

Чемодан и впрямь был очень тяжел. Все эти револьверы, оборудование и металлические орудия для взлома весили изрядно, но мне не хотелось, чтобы какой-нибудь хитрец с хитрыми помыслами и еще более хитрыми ключами открывал и исследовал чемодан в мое отсутствие. В номере отеля довольно много мест, где можно спрятать небольшие предметы, не слишком рискуя, что их обнаружат. К тому же редко бывает, чтобы проводились тщательные поиски, если оставляешь чемодан запертым на ключ. Поблагодарив управляющего за заботу, я вошел в ближайший лифт и нажал кнопку шестого этажа. И когда лифт двинулся, глянул через одно из маленьких круглых окошек в дверцах. Управляющий, спрятав улыбку, серьезно разговаривал по телефону.

На шестом в небольшой нише против лифта стоял маленький столик с телефоном, а за столиком кресло, в котором сидел молодой человек в обшитой золотом ливрее. В его не особенно привлекательной внешности была та неуловимая смесь безобидности и наглости, которую сразу не определишь и все жалобы на которую делают из жалобщика посмешище. Такие молодые люди обычно накапливают богатый опыт в искусстве лишения невинности.

– Где шестьсот шестнадцатый? – спросил я.

Лениво, как и можно было предвидеть, он указал пальцем через плечо:

– Вторая дверь.

Никакого «прошу вас», никаких попыток подняться. Я сдержал желание врезать ему его собственным столиком и только посулил себе маленькое, но роскошное удовольствие рассчитаться с ним перед тем, – как покину отель.

– Вы обслуживаете этот этаж?

– Так точно, сэр, – ответил он и встал. Я почувствовал укол разочарования.

– Принесите мне, пожалуйста, кофе.

Грех было сетовать на номер шестьсот шестнадцать. Это была не комната, а довольно шикарные апартаменты, состоящие из прихожей, маленькой, но уютной кухни, гостиной, спальни и ванной. Двери гостиной и спальни выходили на балкон. Я выглянул.

За исключением несносной гигантской, чудовищной неоновой рекламы каких-то, впрочем, безобидных сигарет, феерия разноцветных огней над темнеющими улицами и контурами Амстердама; была совершенно сказочной, но мои работодатели платили мне вовсе не за удовольствие любоваться видом города, пусть даже и самого распрекрасного. Мир, в котором я живу, столь же далек от мира сказок, как и самая дальняя галактика в недосягаемом конце вселенной. Поэтому я предпочел уделить внимание более актуальным проблемам.