Лариса Соболева - Кровавая свадьба

— Ну и что друг?

— В ответственный момент сдрейфил. Красивые, Рита, чаще бывают несчастными.

— Не прибедняйся. Ты же был женат.

— М-да, был, — скривился он. — Думал, больше не захочу жениться. Видишь ли, бывшая моя теща пожелала улучшить породу, идея пришлась по душе моей маме, а моя бывшая э… жена подходила ей по всем параметрам, короче, я у них был вроде быка-производителя. Невеста мне, в общем-то, понравилась, но откуда я мог предположить, что она так изменится после свадьбы? Милое, ласковое создание напялило шкуру тупой, ограниченной бабы. Она замучила меня ревностью, превратила мою и свою жизнь в какой-то искусственный, беспочвенный кошмар. Причем девушка из хорошей семьи ругалась как сапожник. Я поначалу и не думал ей рога наставлять…

— А потом наставлял?

— Естественно. Чтобы скандалы и обвинения имели под собой почву. Признаюсь честно, на сторону бегать мне было противно, за это я возненавидел жену еще больше. Наверно, я не любил ее, да и она меня тоже, просто имела обостренное чувство собственницы. Тогда я понял: без любви брака быть не может.

— Почему же ты не спрашиваешь, люблю ли я тебя? — подловила его Рита.

— Полюбишь. Я очень хороший, к тому же, как ты сама заметила, красивый, а хорошего и красивого человека любить легко. Вначале достаточно уважения.

— Ой, мы давно приехали, — ахнула Рита, ведь машина стояла у подъезда.

— Погоди, — задержал ее за руку Андрей. — Посиди со мной немного.

Она захлопнула открытую дверцу, подняла глаза на него, ожидая, что он еще скажет, но Андрей не произносил пустых слов, молча перебирал ее пальцы. Рите стало неловко.

— Андрей, а почему ты меня выбрал? — и высвободила руку. Он пожал плечами, мол, не знаю. — Еще вопрос: ты не ревнуешь…

— Когда ты с Германом? — угадал он. — Рита, я нормальный человек. Конечно, бешусь, злюсь. Ты довольна?

— Не знаю. Все это выглядит… неправдоподобно. И ты такой, извини, ненатуральный, как из сказки.

— В жизни сказок значительно больше, чем мы себе представляем.

— К тому же наивный, хотя, глядя на тебя, этого не скажешь. Я лично в сказки не верю, и вдруг мне повстречался, так сказать, принц…

— Престарелый, — пошутил Андрей. — Мне уж тридцатник стукнул.

— Нет, правда, мне встретился принц, а я… его боюсь, — наконец она сказала правду.

— Да? — рассмеялся он. — Странно. Не бойся, я в полнолуние не превращаюсь в оборотня. А если серьезно, почему бы нам не попробовать?

— На пробы может уйти вся жизнь, — грустно вздохнула Рита.

— Все равно их не миновать. Ладно, не буду тебя задерживать. Постой.

Один властный порыв — и она очутилась в руках Андрея. От неожиданности Рита замерла, широко раскрыв удивленные глаза. В следующий миг… Нельзя сказать, что его поцелуй был неприятен, а объятия грубы, и не напор испугал, а собственная слабость, даже ради приличия не сопротивлялась.

— Теперь иди, — отстранил ее от себя Андрей и включил зажигание.

Отъезжая, не оглянулся, словно обиделся. Рита поднялась к себе, одолеваемая сомнениями. Впрочем, они были понятны: она боится, избавившись от одного тирана, попасть в лапы к другому. В Андрее есть некая властность и сила, от чего Рита теряется. Потому и предпочла Германа, тот раскрыт как на ладони.

Мама слушала, подливая чай себе и дочери. Рита не спрашивала, как ей поступить, что делать, однако мама все равно высказала свое мнение:

— У русской женщины существует патологическая тяга к слабым мужчинам. Ей, глупой, кажется, что без нее он пропадет, не выживет, вот она и рвет жилы, опекая мерзавцев с лентяями. Мужики наглеют, становятся упырями, а женщины — их рабынями в полном смысле этого слова. Кто виноват? Конечно, женщина. Не с моральными уродами следует нянчиться, а с детьми. Подминать себя под чужие интересы, пусть даже любимого человека, нельзя, это тоже грех, Рита.

— Думаешь, Герман моральный урод? — с надеждой спросила Рита, ей необходима была поддержка, что она поступила правильно.

— Я просто рассуждаю. А думать и решать тебе, но ты должна точно определить, чего хочешь. Ты полноправная хозяйка своей жизни, как и Герман, и Андрей. Запомни: это не главное, что ты любишь, важно, чтобы тебя любили.

Последняя фраза запала глубоко в душу. Может, мама и права. Может быть…

Мать есть мать, ей небезразлично, как живет сын с невесткой. Маратик не звонит, не приезжает ни с женой, ни без нее. Небось эта выдра его не пускает, при себе держит. Такие мысли мучили Галину Федоровну постоянно, терпеть страдания по сыну было невмочь. Собрала она сумки с продуктами — нашла предлог посетить молодоженов, взвалила килограммов двадцать на плечи и села в троллейбус. Ехала, а думы были одна тяжелей другой. Стоило представить воочию невестку, ее глупое и некрасивое личико, толком не оформившееся тельце на тоненьких ножках, два прыщика вместо женской красы — грудей, и Галина Федоровна непроизвольно издала стон. На нее оглянулись пассажиры.

Насупившись, она отвернулась к окну. Надо же, боль так и рвется наружу даже в общественном месте, так и рвется. Да и как ей не рваться? Разве ж о такой невестке она мечтала, о ссыкухе-бездельнице, которая ее, родную мать мужа, знать не желает? Подумаешь, первые люди в городе! Да и какая из Светки первая леди? Феликса укокошили, а братец ее натуральный подонок, негодяй, мерзавец, скотина, сволочь… Галина Федоровна сморщилась, вспоминая ругательства, которыми щедро награждала Германа. Одно ясно как божий день: облапошит он Светку с наследством. «Надо проследить, документы проверить при вступлении ее в права, — подумала она. — Сама этим займусь, моим бестолочам не доверю».

Она имела опыт в подобных делах, с братом и сестрой судилась из-за наследства и выиграла. Собственно, тем судиться надоело, они и кинули желанную кость сестре, мол, подавись. И ничего, не подавилась, а получила то, что считала по праву своим. Теперь еще раз предстоит вырывать богатство невестки, правда, Герман своего не упустит. «Кто же Феликса укокошил?» — напрягала ум мать Марата. Опять же, грохнули его на свадьбе сына! Позорище! По всему городу трескотня идет, на улицу стыдно выйти, даже на рынке слышала: «Кровавая свадьба… Кровавая свадьба…» И вдруг показалось ей, что пассажиры исподволь наблюдают за ней, переглядываются, перешептываются. Хотя вряд ли ее, жену Ступина и домохозяйку, знают, а все ж показалось! «У, гниды! — обожгла их ненавистью она, заерзав на сиденье. — Назад на такси поеду».

То, что Феликса убили, — неплохо, поделом ему. Уж сколько хлопот доставил он мужу, сколько валокордина выпито, сколько ночей не досыпал Леня, а с ним вместе и она! Кстати, наверняка Герман ту девчонку, что в лесочке нашли, до смерти довел, была уверена Галина Федоровна. Вдруг и Светка в брата и отца? Возьмет, гадина, и сына, и всю их семью… От ужаса мать Марата зажмурилась, ее в жар бросило. Самое паскудное — что она изолирована от информации, новости от соседей узнает. Вчера рассказали, будто мальчишка, подозреваемый в убийстве Феликса, повесился. А мужа как подменили, ну ни словечка из него не вытянешь, будто в рот воды набрал, на работе сутками пропадает, говорит, с убийством Феликса разбирается. Ага, так она и поверила. Это ж когда начальник с преступным элементом разбирался? На то он и начальник, чтоб в кабинете сидеть и орать на подчиненных, самому ничегошеньки не делать. От мужа и наслушалась, что бандюг ищут сыщики, следователи, а не начальники. Да и найден убийца — пацан тот, потому и повесился, чтобы перед судом не отвечать. Значит, Леня на сторону бегает. Если она застукает его — пускай распростится с яйцами, отрежет на хрен. И она снова издала стон, но теперь похожий на угрозу, на рык крупного зверя.