Ольга Экстер - Золотые уколы смерти

— Это сегодня любая семиклассница знает! — шутливо огрызнулась стажерка.

— Спокойнее, господа-товарищи, как любит говорить наш дорогой начальник!

Каменецкий выразительно посмотрел на настенные часы. Стрелки показывали семь часов.

— Кому как, а меня дома семья ждет. Пора закругляться. Итак, что мы на сегодня знаем о предполагаемом убийце? Пол — женский, возраст — неизвестен (но, конечно, не девочка и не старуха), определим от восемнадцати до тридцати восьми лет, так сказать, возраст действующей проститутки.

— Думаешь, она проститутка? — спросил Дроздов.

— Скорее всего. Ни нормальная профессия, ни ее образование нам не известны. Как, впрочем, и место жительства, семейное положение и внешность. Задача ясна — установить это как можно быстрее. Каждый новый труп — это плевок на наши с вами погоны, господа!

— Красиво говоришь, капитан.

Дроздов поднялся и добавил:

— В общем, завтра наши свежие силы в лице Ирочки отправятся вот по этому адресу, — он протянул Воронцовой бумажку, — и проведут дотошный опрос всего подъезда. Не исключено, что кто-то все же встретил в тот вечер идущего домой Бориса Паперно с некой подругой. А я, с позволения начальства, займусь выяснением круга знакомств и родственников покойного. Возможно, там чего-нибудь путного накопаю.

— Согласен.

Каменецкий тоже встал, затушил последнюю сигарету в пепельнице, полной окурков, и добавил:

— Держите со мной связь. После обеда, в шестнадцать ноль-ноль, собираемся опять здесь, обмениваемся информацией. Завтра к вечеру мне надо будет доложить Борисову о ходе расследования. Учтите, дорогие мои, начальство подождет недельку, и если не представим хоть каких-нибудь более-менее внятных результатов — начнутся непрерывные взбучки и разносы. Вон Петр знает…

Дроздов сделал губы трубочкой и сокрушенно кивнул.

— Так что выкладываемся полностью. Усекла, Ирина?

— Да. Здесь нечего возразить. Будем работать.

Когда они втроем вышли на улицу, Дроздов пожал капитану руку, улыбнулся Ирине на прощание и быстрым шагом двинулся по направлению к Садовому кольцу.

— Везет человеку, — вздохнул Каменецкий, — живет тут неподалеку. Правда, с тещей и тестем, но все равно хорошо. На работу ездить не надо. А мне вот тащиться…

Он махнул рукой, глянул искоса на Воронцову и спросил:

— А тебе куда ехать?

— Улица Дубнинская, это как раз на Дмитровском шоссе, куда завтра мне предстоит отправиться. Правда, на другой конец, в район Савеловского.

— Тебе повезло, Ирочка. Мне как раз надо заскочить по делу к одному приятелю в район кинотеатра «Ереван». Нам явно по пути.

— Ага, — радостно согласилась стажерка, — а у тебя разве есть машина?

— А как же! Вот стоит, родимая.

И капитан Каменецкий открыл перед своей новой сотрудницей дверцу темно-зеленой «девятки».

Они ехали по шоссе в теплых московских сумерках, Ирина расслабленно курила на заднем сиденье, Антон настраивал радио на любимую музыкальную волну.

— Слушай, Воронцова, — прервал он наконец молчание, — если не секрет, конечно, и если не обидишься… ты давно в разводе?

— Почти год.

— А он, бывший муж твой, кто такой? В Москве живет?

Ирина усмехнулась, кашлянула в кулачок.

— Нет, он американец, а живет непонятно где.

— Ого! Это как понимать?

— Я тогда жила на Волге, в Крутове. Он, Рихард, там вместе с еще одним американцем создавал региональное отделение Интерпола. Ну, мы познакомились благодаря директору нашего частного агентства. Через полгода зарегистрировали брак.

Каменецкий покачал головой:

— Ирочка, такой завидный муж для любой российской, извини, бабы, а ты растерялась…

Воронцова щелчком выстрелила окурок в приоткрытое окошко и буднично ответила:

— Просто мы практически вместе не жили. Он постоянно в разъездах и командировках, я тоже на месте не сидела. Так продолжалось около года. Самое интересное, что существующее положение вещей нас обоих как бы и устраивало. Никаких обязательств, домашних склок, тяжестей бытовых отношений… Встречались этак раз в месяц, как молодые пылкие влюбленные, да разъезжались наутро по своим делам.

— Ну, так и жили бы. Что же помешало-то, прости, Ирина, за любопытство?

Воронцова повернулась лицом к окну так, что водителю стал хорошо виден в зеркальце ее красивый, четко очерченный профиль. Помолчала секунд десять.

— Как-то раз он вернулся из родимых Штатов, весь какой-то не в себе. Неразговорчивый, замкнутый, ни тебе поцелуев, ни объятий. Весь вечер пыталась из него вытянуть, что случилось, — молчал. Потом, правда, выпил две порции своего виски и его прорвало.

Сказал, мол, надоела ему такая жизнь, хочется семейного очага и уюта. Так бросай, говорю, эту работу, и я брошу, устроимся где-нибудь в нормальные конторы… Нет, отвечает Рихард, жить в ваших жутких условиях, в нищете? Не могу, насмотрелся уже. Хочу жить у себя на родине. Прости, Ира, у меня там появилась девушка, и я ее полюбил.

…Переночевал он в гостинице, на следующий день куда-то улетел. Я подала на развод. Через три месяца нас развели, а от его коллеги вскоре узнала, что он там обвенчался со своей… Мэри.

— Да-а, — медленно протянул Каменецкий, притормозив перед светофором, — история стара как мир, но каждый случай в чем-то особенный, неповторимый.

— Ты прав, Антон. — Воронцова вовсю дымила сигаретой, и в полумраке салона, за дымом, ее лица почти не было видно. — Для меня это почему-то стало очень сильным ударом. Наверное, любила я его, впервые так в жизни, по-настоящему. Все стало валиться из рук. На работе ничего не могла делать, меня отправили в отпуск, но и это не помогло. Тупо просидела месяц перед телевизором, вышла — и почувствовала отвращение к своему ремеслу. К своему городу. Ко всем мужикам на свете. Прямо мужененавистницей стала, как вот эта…

Ирина сделала неопределенное движение рукой. Каменецкий понял, о чем она говорит.

— И сейчас тоже? — спросил он тихо.

— Не знаю точно. Единственное у меня появилось желание — забыться на работе, погрязнуть в ней по уши, сменить место жительства. Продала свою хорошую квартиру в Крутове, купила тут комнатушку… Ничего, со временем все образуется.

— Я тоже так думаю, Ирочка. Ты уж прости дурака, что начал к тебе лезть с вопросами. Я ж не знал, как оно все вышло-то.

— А, ладно, — махнула ладошкой стажерка, — тормози, капитан. Спасибо, я приехала. Завтра в четыре часа буду с отчетом.

Этой ночью, даже выпив таблетку димедрола, чтобы расслабиться, Ирина долго не могла уснуть.

В какой-то нервной полудреме ей рисовались страшные картины, связанные с услышанным и пережитым за прошедший день. То она видела огромную, застланную алым атласом кровать, на которой, раскинувшись, лицом вниз лежит голый мужчина; к нему, держа шприц в руке, подходит женщина, лицо которой закрывает густая вуаль, она с силой всаживает этот шприц в шею мужчины. Тот дергается, пытается приподнять голову от подушки, но безвольно роняет ее обратно.