Светлана Алешина - Шансов выжить нет

Во-вторых, в бок мне больно впилась острая ветка и вздохнуть глубоко, не ощущая боли в грудной клетке, я не могла.

В-третьих, я дрожала от холода – ночи, как выяснилось, в горах на редкость холодные. Поль-то, оказывается, обнимал меня, чтобы не дать мне окончательно замерзнуть…

А в-четвертых, и это самое главное, я увидела, что Поль с совершенно наглым видом сидит в дальнем конце нашего каменного каземата и разговаривает с людьми, которых мы вчера видели спящими…

Первое, что я сделала – обиделась: почему, собственно, он меня не разбудил раньше! Это мое задание, в конце концов! А он, по сути дела, только помогает мне его выполнять…

Обидевшись, я не спешила вставать, а только переменила позу, чтобы избавиться от ощущения, что в правый бок мне вбили гвоздь, в который превратилась торчащая из первобытной подстилки ветка. Я продолжала лежать во все еще расслабленном утреннем состоянии и размышляла, как отомстить Полю за его коварство. Но ничего путного в голову не приходило.

Между тем я начала издалека приглядываться к людям, с которыми разговаривал Поль. А разговаривал он, собственно говоря, только с одним из троих мужчин, и притом беседа была не слишком оживленной. Собеседник Поля сидел, прислонившись к стене спиной, и отвечал на вопросы более чем сдержанно. На лице другого, сидевшего с ним рядом, было совершенно отсутствующее выражение, а третий по-прежнему лежал без движения на куче тряпья, отвернувшись лицом к стене…

Мне хорошо был виден его затылок, заросший густой шевелюрой какого-то пегого цвета. Ясно было, что лысым его не назовешь…

До меня доносились лишь отдельные английские слова, но о чем шел разговор, понять было невозможно…

Во всяком случае, ни один из них не похож на худого двухметрового Судакова, которого мне приказано найти. Меня охватило какое-то разочарование. А как же мое вчерашнее предчувствие?..

Но я вспомнила свое же собственное, правда, больше теоретическое правило – никогда не делать заключений по неполной информации. Эти люди вполне могли быть спутниками Судакова, знать о том, что с ним случилось и где его искать… Никогда не надо заранее зачеркивать ни один из возможных вариантов. Он-то и может оказаться верным…

И тут я услышала, как Поль произносит по-английски «русский старший лейтенант», причем голос у него стал громче.

Заметил, что я проснулась, хоть и сидел ко мне спиной. И теперь таким способом приглашает меня принять участие в разговоре… Пора, мол, включаться в работу…

Я еще с минуту поразмышляла и поняла, что Поль поступил совершенно правильно, не разбудив меня и отправившись на разведку в одиночку.

И почему я решила, что эти люди сразу начнут кидаться мне на шею и наперебой вываливать мне все, что знают о себе, о Судакове, о талибах… Что за наив такой? Тоже мне психолог… Тебя зачем сюда послали – горячку пороть?

Мне почему-то очень захотелось заслужить одобрение Поля, показать, что я очень понятливый и надежный партнер. Я поднялась со своего негостеприимного ложа и тут же обнаружила, что комбинезон тянет, что бюстгальтер съехал с моего ошеломляющего мужчин бюста, и что вообще выгляжу я ужасно… Конечно, все, что можно было поправить, я поправила, кое-как, на ощупь, проверила, все ли в порядке на голове, и, внутренне мобилизовавшись, направилась к французу и его собеседникам.

Естественно, все тотчас же на меня уставились. Кроме лежащего у стены, который так и не пошевелился и не обернулся.

«Жив ли он вообще? – подумала я. – Даже если и жив, то, должно быть, серьезно ранен или болен…»

– Хелло, Поль! – приветствовала я француза, не без основания полагая, что нам с ним вдвоем придется раскручивать собеседников и пасовать друг другу инициативу, как мяч на волейбольной площадке.

– Садись, старший лейтенант, – Поль показал на голый каменный пол рядом с собой. – Знакомься: врачи, такие же пленники, как и мы… Между прочим, твои соотечественники…

Сердце мое радостно прыгнуло. Значит, я не ошиблась!.. Но где же Судаков?

– Что с ним? – спросила я по-русски, кивнув на лежащего у стены. – Ранен?

– Не повезло Алексею Вениаминовичу, – ответил один из мужчин. – Привалило в Кайдабаде во время толчка, еле вытащили из завала…

Теперь чуть не подпрыгнула я сама. Это же Судаков! Но почему же генерал Васильев сказал мне вчера, что он абсолютно лысый? Даже в качестве особой приметы его лысину преподносил. Чтобы не спутала.

Я взглянула на безжизненно лежащего у стены и поняла, почему издалека не сумела разглядеть этой особой приметы. Человек с головой был накрыт чем-то вроде овечьей или бараньей шкуры. Холодно же по ночам, а он ранен… То, что я приняла за его густую шевелюру, оказалось всего лишь овечьей шерстью… А рост разве разглядишь у лежащего человека?

И все-таки я должна была убедиться своими глазами, что это именно тот, кого я ищу. Я осторожно отогнула с его головы край «покрывала», и моим глазам предстала просто великолепная лысина, без единого волоска, поблескивающая в слабых лучах утреннего солнца, бьющих прямо из маленьких оконцев под потолком.

– Жив он? – спросила я с сомнением.

Тот, кто мне отвечал, откинул с Судакова шкуру, взял его за руку, нащупал пульс. Утвердительно, но поджав губы, кивнул:

– Жив пока… Не знаю, надолго ли? От этих скотов помощи не дождешься…

– Что с ним… было происходить? – спросил Поль, с заметным трудом подобрав русские слова, хотя мне казалось, что он умеет объясняться по-русски гораздо лучше и сейчас это зачем-то скрывает…

«Молодец! – я молча одобрила его инициативу. – Только вот переигрывать не нужно. А вопрос своевременный, очень к месту пришелся. Не могу же я одна проявлять повышенный интерес к этому человеку… Это подозрительно, в конце концов… Стой! Подожди-ка, дорогая! Разве ты говорила Полю, что интересуешься именно Судаковым? Почему он тебе в этом подыгрывает?..»

Я не удержалась и внимательно посмотрела на француза. Тот, казалось, моего пристального взгляда вовсе и не заметил и был по-прежнему спокоен, сосредоточен и нисколько не напряжен.

«Ерунда! – решила я. – Мой интерес к раненому выглядит совершенно естественно, и Поль не мне подыгрывает, а просто по-человечески интересуется. В конце концов, у него такое же задание, как официально у меня – спасти попавших в беду русских врачей. Всех. В том числе и неизвестного пока ему Судакова. Так что его обеспокоенность состоянием раненого вполне естественна и объяснима. Если тот не сможет самостоятельно передвигаться – значит, это для нас еще одна, дополнительная проблема. Не только для меня, а для нас. Сейчас же перестань его подозревать неизвестно в чем!» – приказала я себе и на этом успокоилась.