Светлана Алешина - После дождичка в четверг (сборник)

Через несколько шагов Маринка, пару раз споткнувшись о торчащие из земли корни, замедлила шаг и подождала меня.

– Он же видел, что мы идем! – несколько запоздало начала возмущаться она.

– Ну видел, – успокаивающе ответила я. – Это был просто хам. Выбрось его из головы, сейчас добредем до машины и поедем в кафе.

– Я, кажется, запомнила номер, – пробормотала Маринка, продолжая идти немного впереди меня. – Триста восемьдесят один… или нет – восемьсот тридцать один. Или нет…

– Решила подать жалобу? – поинтересовалась я. – Знаешь же, что бесполезно!

– Какая жалоба?.. – Маринка так резко остановилась, что я едва не наткнулась на нее. – Я статью напишу! Такую статью, что…

– Ну, в общем, ясно, – согласилась я. – Ты, главное, под ноги смотри, а то, не ровен час, сломаешь себе шею, и тогда некому будет статью писать.

Маринка из сказанного сделала практический вывод и крепко схватила меня за руку.

Оказалось, сделала она это как раз вовремя. Потому что, миновав следующее на пути дерево, мы наткнулись на женский труп.

Неплохое продолжение отдыха, правда?

Правда, ни я, ни Маринка с первого взгляда не поняли, что это труп. Сперва мы заметили, что у дерева, прижавшись спиной к его стволу, сидит какая-то женщина, опустив голову на грудь. Ее длинные, каштанового цвета волосы падали на левую сторону лица. Женщина была одета в простенькое платье самой народной расцветки – в какой-то голубенький цветочек. Туфля с ее левой ноги слетела, и казалось, женщина не обратила на это никакого внимания.

А вот мне эта туфля показалась такой страшной, что… Впрочем, в ту секунду я ни о чем угрожающем даже подумать не успела. Не до того как-то было.

– Извините, – проговорила Маринка, – а вы не подскажете…

Уж не знаю, что она там собиралась спросить, да и сама Маринка, наверное, этого сейчас не вспомнит. А тогда она замолчала на полуслове, ойкнув и прижавшись ко мне: окаменелая неподвижность женщины как-то мгновенно бросилась в глаза.

– Эй! – неуверенно позвала я и осеклась.

Маринка тоже молчала. Подождав реакции от женщины и не дождавшись, мы с Маринкой, очень крепко взявшись за руки, подошли ближе.

Женщина была мертва. Сомнений не осталось, когда я разглядела слева во лбу маленькое черное отверстие. Женщину застрелили.

– Мама, – прошептала Маринка, – это же…

– Спокойно, – сказала я. – Тихо и спокойно. Не будем психовать.

– И не собиралась, – дрожащим голосом заверила меня Маринка, отпустила мою руку и отошла на шаг назад.

Я тоже не стала стоять на месте: вдруг вокруг тела есть следы, оставленные преступником или преступниками. Аккуратно отойдя тоже назад, ближе к Маринке, я вынула сотовый телефон из сумки.

– В милицию будешь звонить? – спросила меня Маринка, никак не справляющаяся с противной дрожью в голосе.

Она снова схватила меня за руку, причем вцепилась так, что остался синяк. Это я потом обнаружила.

– Ну а куда же еще? – ворчливо ответила я, пробуя освободиться от Маринкиной хватки, но добилась только того, что она вцепилась в меня еще крепче. – Сообщу, пусть приедут и делают свое дело.

Когда я набрала «ноль-два», в трубке послышались короткие гудки. Пришлось повторить. На этот раз мне ответили.

Я начала диктовать информацию так, как привыкла: четко, короткими предложениями. Но почти сразу же меня перебили и начали задавать наводящие вопросы. Пришлось рассказать все подробно и не только про труп, но и про себя, и про Маринку. Про Маринку не так подробно. В основном девушка, сидящая на телефоне, интересовалась почему-то моей скромной персоной.

Наконец длинный и, как мне показалось, почти бестолковый разговор был закончен, и нас попросили дождаться дежурной бригады.

– Мне здесь не нравится, – почти истерично выпалила Маринка, еле дождавшись окончания моего разговора и явно мечтая смыться с этого места.

– Думаешь, у меня другое мнение? – заметила я. – Теперь уже поздно убегать. Ждать нужно.

– Ну, послушай, какого тогда черта нам торчать именно здесь? Пошли к стоянке. Все равно же, когда приедут менты, мы их увидим… И они нас увидят… – Маринка потащила меня прочь от нехорошего места.

– Мне кажется, ты права, – пробормотала я, вовсе не собираясь сопротивляться: соседство с трупом мне, как и Маринке, категорически не нравилось.

– Ну еще бы!

Мы дружным быстрым шагом пошли прочь и минут через пять выбрались к стоянке.

– Лучше бы в обход пошли, – проворчала Маринка, опираясь рукой на столб и приподнимая ногу, чтобы отряхнуть испачканную туфлю.

Я тоже остановилась и закурила, посматривая по сторонам.

Маринка привела туфли в порядок и спросила, что я думаю о погоде: улучшится ли она или останется такой же, как сегодня.

Я рассеянно кивнула и промолчала, наблюдая за милицейской машиной, показавшейся в конце дороги и направившейся в нашу сторону.

– Смотри-ка, как быстро приехали, – заметила Маринка, проследив за направлением моего взгляда, – что-то у меня предчувствие нехорошее…

Я промолчала.

Милицейский «уазик» остановился напротив въезда на стоянку, и из него вышли двое сержантов, почему-то с весьма недовольными лицами. Первый, низкорослый, весь какой-то сморщенный, неприязненно покосился на нас с Маринкой и высморкался с помощью пальцев на асфальт. Второй, повыше ростом, чем первый, но тоже недомерок, задвинул форменную кепку на затылок и, осмотревшись, потопал к нам.

Когда он подошел, я, не дожидаясь вопросов, быстро сказала:

– Здравствуйте, это я звонила дежурному.

– Вы-то нам и нужны, – сказал сержант непонятную фразу и оглянулся на своего отставшего товарища. Тот подошел и начал нас с Маринкой осматривать снизу вверх, не переставая при этом морщиться, словно у него был такой специфический нервный тик.

– Ну что? – более высокий обратился к своему нервному товарищу. – Пойдем, что ли?

Тот сморщился в последний раз и только после этого процедил в нашу сторону:

– Здрасте.

Мы с Маринкой едва не рассмеялись. Не знаю, как Маринка, а я срочно достала из сумки платочек и сделала вид, что мне срочно нужно что-то с ним сделать. Пока я крутила платочек в руках, я, естественно, опустила лицо и спрятала улыбку.

Нервный сержант шмыгнул носом и, не поняв всего комизма своей весьма запоздалой реплики, произнес:

– Что ж, показывайте свою находку, девушки.

Мы повели милиционеров знакомой нам дорогой и, когда подошли почти вплотную к тому месту, где находилось, к несчастью, знакомое нам дерево, остановились.

– Вон там, – сказала я. – А можно мы дальше не пойдем?

– Можно, – сказал нервный сержант и бодро пошел вперед.

Мы с Маринкой остались стоять за деревьями, стараясь не смотреть в том направлении, куда ушли милиционеры, но, разумеется, продолжали прислушиваться. Интересно, что они говорят в таких случаях? Остаются невозмутимыми или все-таки в них тоже проявляется что-то непосредственное?