Юлия Павлова - Финт покойной тети

— И ты его зарезал?

— Да… Нет… Он стоял в ванной, разглагольствовал, что нужно было ему самому стать твоим любовником… Только я, Катя, бабушка и он знали, где типография. Тут у него мобильный зазвонил, но он не стал разговаривать, сослался на то, что занят. Он с мобильным везде ходил, даже в туалет. Но я выставил водки, предложил по душам поговорить. Он купился. Просидели мы часа два, вспоминали, как познакомились, как начинали деньги зарабатывать… полтора литра выжрали. Он в коридор вышел звонить, предложил кому-то приехать в гости, а минут за десять до этого сам ночевать напросился. Я на его ночевку, конечно, с радостью согласился и тут же голову на стол уронил. Григорий еще минут пять напротив меня посидел, пытался на разговор растормошить, а потом не выдержал, в туалет пошел. Трубку на столе оставил. Мне осталось только на повтор нажать. То есть я сразу скинул набор, мне только цифры телефонного номера нужны были. А Григорий минут через двадцать после звонка начал на улицу поглядывать. Меня растормошил, водки подливает и посматривает за темное окно, выжидает.

Алексей курил, рассказывая, на меня не смотрел.

— Чувствую, времени в обрез. Ну попили еще. Теперь я в туалет пошел и незаметно нож с собой взял. Зову Григория в ванную, приставил ему нож к горлу. Спрашиваю: «Заказал меня кому или сам убивать будешь?» Естественно, он начал объяснять, что не по мою, а по твою душу ребята подъедут. Я не выдержал, дал ему по почкам. Он дернулся, Зорька в коридоре забегала, сшибая углы, а он, видимо, решил, что уже «братки» приехали, дверь вскрыли. И как заорет: «Сюда, он меня прирезать хочет, мочите его быстрее!» Пьяный был, совсем обнаглел. Вырываться начал. Я тоже, когда пьяный, дурак дураком, взял грех на душу, саданул его. Знаешь, шея оказалась такая… жилистая, а нож смачно вошел…

— Хватит. — Меня передернуло. — Мог бы ко мне после этого прийти, предупредить.

— Конечно. Нас бы обоих «братки» и пришили. Они как раз через пять минут подвалили. Но в подъезд войти не успели, я их шефу по Гришкиному телефону позвонил, в квартиру соваться не советовал, соврал, что заминировал ее. Он своих мальчиков спортивных моментально отозвал.

— А кто у них шеф?

— Да так, боров один с рыбьими глазами. Митя.

— Да, противный мужик, я его видела… Мне Гриша никогда не нравился. И папе. Он с нами почти не разговаривал, когда мы к Кате приезжали.

— Да он ни с кем не разговаривал. Считал себя пупом земли, причем золотым. Катя молодец, такую подлянку ему кинула, когда завещала квартиру тебе. Я думал, он в тот день перестреляет половину города от злости… Игорька, который к тебе в квартиру залез типографию или деньги искать, он просто мог выкинуть, тем более появился повод Митю с Жорой на счетчик за такое поведение поставить. Но Григорий решил сам разобраться. Герой с пистолетом. Зачем парня убил?

— Я как вспомню эту кровь… Б-р-р… А бабушка, Леша? Расскажи…

— Э, нет, Насть. Это слишком долго, и так заболтался. Значит, через два дня здесь же… И возьми лучше тысяч триста, на всякий случай. Больше не надо, трудно прятать.

На секунду стало смешно. Человек решает, что лишняя сотня тысяч ему не повредит, а больше просто в кошелек не поместится.

До дома я шла с глупым счастливым лицом, даже забыла отпустить Стерву. Стерва не противилась, как истинная женщина, она обожала, когда ее носят на руках.

Костя и Мила уже не спали, лейтенант допивал чай, смотрел на Милу хмуро. Она изображала жену на пятнадцатом году совместной жизни и на выражение лица Кости не реагировала. Проводив его за порог, она уселась напротив меня.

— Классный мужик. Спасибо тебе.

— Да бери, не жалко. А чего он такой смурной на работу пошел?

— Ерунда. Стали договариваться о завтрашней встрече, так я его просила в типографию ко мне в форме не приходить.

— Почему?

— В его возрасте стыдно быть всего лишь старшим лейтенантом.

— Строго ты с ним.

Мила наклонила голову и заглянула мне в глаза.

— Настя, что случилось? Ты с прогулки пришла ненормальной. Бледной, радостной, заплаканной и взмокшей.

— Алексея вспомнила. Соскучилась.

— Н-да, парень такой: захочешь — не забудешь. Мне на работу пора.

Она чмокнула меня в щеку, погладила собаку и упорхнула.

Я осталась одна. При всей радости от встречи с Алексеем огромный, метровый, я бы даже сказала, километровый червяк сомнения грыз мне душу изо всех беззубых сил. Я не успела спросить его, как же он смог по приказу не только познакомиться, но и улечься со мной в кровать? Интересно, это особенности его физиологии, свойство характера… или я ему нравлюсь? Он сегодня сказал: «Соскучился», и я поверила… мне показалось — он не врет.

Пора было начинать бороться со слежкой наших доблестных органов. Начало было классным — я поставила в «видак» лучшую свою музыкальную видеокассету. На несколько часов «слухачи» были обеспечены прекрасной музыкой Моцарта и группы «Квин». Пусть расширяют кругозор. Жалко, им не видно сумасшедшей по красоте пластики балета Мориса Бежара.

Под музыкальный аккомпанемент я начала складывать вещи в чемоданы. Не знаю, что думают люди, наблюдающие за мной, но мне полчаса назад стало ясно, что в этой квартире жить невозможно.

На четвертом этаже, в квартире Алексея, я поставила в магнитофон Вивальди. Пусть уж милиционеры образовываются до конца.

Вызвонив маму на работе, я настойчиво попросила ее вернуть мне машину. Она обещала заехать часов в пять.

К ее приезду я приготовила три чемодана одежды и постельного белья и две коробки с книгами. Хотела крикнуть погромче, чтобы наблюдающие помогли слабым женщинам дотащить вещи до машины, но постеснялась.

Мама к моей идее постепенного переезда на дачу отнеслась с пониманием. Она предложила организовать его завтра, вызвав для помощи отца, но я знала, кто посетит меня через час. А видеть Андрея в мои планы пока не входило.

Вернулись мы с дачи часов в десять. Андрей перезвонил на сотовый и попал на маму. Она ему очень правдоподобно рассказала о моем «пограничном» состоянии, особенно душевно живописала истерику в дороге и мои назойливые рассказы о привидениях в квартире. Катя по ночам читала Библию, а Гриша и скромный мальчик Игорь, оказывается, навещали меня круглосуточно, требуя и умоляя найти их убийц. Андрей сочувственно вздыхал и вызвался приехать немедленно, посидеть «с бедной девочкой», но я отрицательно замотала головой, и мама, всхлипнув, описала, как я в данный момент сплю, свернувшись калачиком после двух таблеток снотворного, и нервно вздрагиваю от любого шума.

На следующее утро мама пошла отсиживать свои часы в строительно-монтажном управлении, а я опять врубила балет Мориса Бежара на первом этаже и Эннио Мариконе на четвертом. При этом я постоянно набирала телефонные номера, рассказывала Миле о своем депрессивном состоянии, жаловалась маме на головную боль и даже, набравшись смелости, закатила истерику Татьяне Степановне, обвинив ее во всех грехах. Она в долгу не осталась и долго рассказывала по телефону о тяжелой судьбе внука. Я слушала внимательно, каждое слово об Алексее было бальзамом.