Алекс Норк - Ноль часов по московскому времени. Новелла II

Та замотала головой.

— А вообще о чем говорили?

— Я же приносила, уносила — быстро всё… А-а, про заграницу говорили, про поездку.

— Куда-то собирались?

— Я, куда, не поняла. Но что завтра, сегодня то есть, он должен заплатить за путевки.

Управляющий вспомнил:

— Сказал мне позавчера, что через неделю отъедет.

Девица порадовалась чужому счастью:

— Свадебное же путешествие!

Не было в ней совсем ничего подозрительного, однако отец не раз говорил, что у многих преступников дар — врать искренне, воплощаясь в придуманное «по Станиславскому», а опытный Михалыч делил преступников «по обстоятельствам» и от «рождения» — вот эти, по его словам, настоящие мастера лжи.

— Скажите, а кто-нибудь еще участвовал в их праздничном мероприятии?

Девица снова замотала головой.

— Значит, только вдвоем и никто не отвлекал?

— Никто, — и встрепенулась: — нет, вспомнила, один молодой человек приходил, разговаривал с шефом.

— Лицо запомнили?

— Да, он ко мне сначала обратился, что, вроде, шеф о нем знает. Я подошла, сказала… они тут у входа в зал разговаривали.

— Спасибо, успехов в учебе, коллега. — Я подождал пока она отдалится. — А вас прошу дать мне список всех сотрудников с их паспортными данными.

— Я дам на компьютерной дискете.

— Отлично. И я хотел позвонить.

Прошли через зал, дальше мимо туалетных комнат в боковой коридор — в конце коридора наружная дверь служебного входа.

Справа дверь с большой надписью «Продукты», по другую сторону — «Вещевая».

— Тут у нас служащие переодеваются, — управляющий впереди открывает уже третью дверь. — Сюда, пожалуйста.

На ней надпись «Дирекция».

Комната небольшая, с двумя рабочими столами — типичная офисная, по современным европейским стандартам.

— Это у нас кабинет на двоих… был. Правда, в основном, тут я обретался.

Управляющий тактично оставляет меня одного под предлогом небольшой отлучки по делу.

Без свидетелей лучше — кроме Лешки хочу еще позвонить новому знакомому в частное детективное агентство.

Через двадцать минут я на Сретенке, у подъезда с табличками нескольких фирм. Детективное агентство нахожу по названию — ООО «Рубин», профиль не указан.

Внутри охранник.

Называюсь.

Он смотрит в журнал, отмечает там время и приглашает подняться на второй этаж.

Оказалось, агентство занимает половину этажа; внутри оживленная обстановка; девушка за конторкой у входа любезно показывает, как пройти в кабинет начальника; пока иду, встречаю даже двух сотрудников с портативными рациями на поясе — импортное что-то, и таких у нас нет.

Нас вообще тогда техническими средствами не баловали, и крупные преступные группировки по техно-оснащенности превосходили милицию. Ельцину и демократам первого разлива было наплевать на жизнь простых людей, в том числе на то, как она охраняется. А то что я увидел и позже узнал об агентстве Аркадия Николаевича, вполне соответствовало ходившим у нас о КГБ слухах. КГБ, как уже было сказано, Ельцин начал усиленно разваливать — детали этого процесса сейчас неинтересны, интересно другое — легкость, с которой многие сотрудники, покинув свою организацию, бросились из социализма в капитализм. Главные защитники коммунистической идеи и все (в обязательном порядке) члены КПСС устремились в рыночную экономику, причем часто в не очень прозрачные ее сегменты. Как раз ко времени моего рассказа первый, по официальному статусу, борец с антикоммунистическими проявлениями, 15 лет возглавлявший знаменитое 5-е Управление КГБ Ф.Д. Бобков устроился работать руководителем аналитического центра к олигарху В.А. Гусинскому. А ведь 5-е Управление только тем официально и занималось, что слежкой и контролем за: творческой и научной интеллигенцией; студентами; религиозными организациям (включая РПЦ); национализмом в любых его даже самых невинных формах; самиздатом (за что давали серьезные сроки); вообще выслеживанием и наказанием любого недовольства советской жизнью и коммунистической партией. Само собой, это был беспощадный инквизиторский орган для каждого, кто посмеет публично симпатизировать капитализму. И вот, первое в нем лицо, уволившись и отгуляв отпуск, устраивается прямо в логово нарождающегося капитализма. Такие изменения личности, конечно, никакие, в действительности, не изменения, потому что коммунистическая система не любила само понятие «личность» и в публичной лексике оно фигурировало редко; зато постоянно звучал «коллектив». Однако чем дальше шли в коммунизм, тем больше смотрели на «коллектив» как в том анекдоте про Ленина, то есть «видали его в гробу». И коллектив, как нравственную основу советских людей, придумали отнюдь не большевики — это отрыжка того же 19-го века, непереваренная им идея русской церковной «соборности» (которая последних лет триста не соблюдалась) и идея «общинности» крестьянской жизни. Если «соборности» никто фактически не видел, и так до сих пор и не увидел, то общины в последние полвека царской России реально существовали, но: во-первых, верховодили там которые побогаче — они же были первыми эксплуататорами низов, пребывавших у них в постоянных долгах и, потому, очень послушных; а во-вторых, общинное самоуправление было ничтожным под царским и полицейско-чиновничьем самовластием. Так что основная крестьянская масса находилась под прессом с обеих сторон, и якобы общинно-соборный дух, менталитет и т. п. русского человека — брехня псевдоисториков, обслуживающих любую власть, а ей, всегда у нас авторитарной, только и нужно, чтобы никакая индивидуальность не рыпалась. Рыпаться вынужденно позволили только в короткие революционные годы и начальные 90-е, и получилось: не имея исторического опыта свободы как средства творчества и развития, индивидуальности поняли ее как возможность чего-нибудь своровать.

То есть выходит — «невиноватые мы?»

Да, но это не означает «хорошие».

Я сижу в прекрасно оборудованном кабинете невиноватого Аркадия Николаевича и рассказываю о полученной на этот момент информации.

— Но Марине не сказали о результатах анализов?

— Соврал, что еще не готовы.

— А завтра-послезавтра собираетесь говорить, что обнаружена отрава или, якобы, вы ничего не нашли?

— Хотел, как раз, посоветоваться: если она замешана, вряд ли поверит, что не нашли, даже наоборот — заподозрит, что взяли ее в разработку. А если не замешана, тем более можно ей рассказать, но только чтобы другим не болтала.

Собеседник немного подумал…

— Логично. Вполне. И если на нее нет завещания, мотив ликвидации жениха совсем не проглядывается. А у нас появилась деталь в ее пользу.

— Интересно.

— Мелочь, но тем не менее. Представим, что у нее действительно есть интимный друг.