Марина Серова - Клетка для райской птички

– И как в подсобке оказались, не помните?

– Не помню. Провал памяти полнейший.

– А раньше с вами такое случалось? – спросила я на всякий случай.

– Никогда. Сколько пью, такое со мной впервые. Полстакана даже не налил.

– А следователю вы все это сообщили?

– Пытался. Он даже слушать не хочет. Вы, говорит, все мастера истории фантастические сочинять, лишь бы от себя подозрение отвести. А я и сам понимаю, что история моя на правду мало похожа. А только я-то точно знаю, что не вру. Вот и выходит, что сгноят они меня в тюрьме за чужие грехи.

– Посмотрим, – ответила я и задала очередной вопрос: – Вспомните, Михаил, вы сказали, что вам звонил Трофимыч, так?

Воронков согласно кивнул.

– Он представился или вы узнали его по голосу? Подумайте хорошенько, прежде чем отвечать. Это очень важно.

Воронков послушно задумался. Потом ответил:

– Не помню. Вроде как я сам спросил: «Трофимыч, ты?», а он уже поддакнул. Да больше и некому было. Я сколько в музее работаю, ни одного случая не помню, чтобы Карагодин со смены отпрашивался. Никодим Трофимыч – тот, бывало, уходил. Особенно когда дачный сезон начинался. Вот, как сейчас. Я и не удивился поэтому.

– Вы сказали, что голос было слышно будто издалека, верно? – Дождавшись утвердительного кивка, я продолжила: – Значит, можно предположить, что это вовсе и не Трофимыч был?

Воронков, ошеломленный таким предположением, во все глаза уставился на меня.

– А ведь верно, – сказал он, когда первый шок от услышанного предположения прошел, – связь настолько плохая была, что я даже слова с трудом мог разобрать, не то что голос узнать. Только ведь на дежурство-то он не явился. Значит – сам звонил.

Возникшая было надежда угасла, и Воронков понуро опустил голову.

– Это мы выясним, – сказала я. – А вы, вместо того чтобы слезы пускать, ответьте еще на один вопрос: мужчина, что от Трофимыча пакет передал, как-то представился? Может, имя сказал, или кем Трофимычу приходится, или еще что-то запоминающееся.

Воронков усиленно вспоминал. Мне даже показалось, что я слышу, как шевелятся его извилины.

– Нет, никак не представился. Просто сказал: «Трофимыч магарыч передал». А кто он ему, я не спрашивал.

– Вы хорошо его запомнили, описать сможете? – сделала я очередную попытку.

– Да я на него и не смотрел толком. Спешил я, – как бы оправдываясь, добавил Воронков.

– Ну хоть в общих чертах: возраст, цвет волос, разрез глаз, национальность, например, или акцент?

– Да обыкновенный мужик. Лет сорок, плотный, выше меня. Темноволосый. Акцента я не заметил. По виду русский, а там, кто его знает. Одет был солидно. Костюм, галстук, белая рубашка и все в том же духе, – потом, видимо, сообразив только сейчас, добавил: – У Трофимыча зять такой! Начальник. Точно, я тогда еще подумал, что вот заботливый какой, не поленился зятя ко мне прислать. Видно, дела и правда важные. Ну, ради чего подмену искал. А потом из головы вылетело.

За дверью послышались шаги конвоиров, загремели засовы. Воронков с тоской взглянул на меня:

– Что, уже пора?

– Время вышло, – сказала я в ответ.

Плечи Михаила поникли. В один момент он стал каким-то незначительным, даже незаметным. Я сочувственно смотрела на него. Дежурный охранник оповестил нас, что время свидания истекло. Я поднялась первая. Воронков последовал моему примеру. Остановившись на секунду в дверях, он обратился ко мне:

– Скажите, то, что я вам рассказал, хоть чем-то может вам помочь?

– Обязательно поможет, – как можно увереннее произнесла я.

– Хорошо бы, – сказал Воронков и, сложив уже привычным движением руки за спиной, вышел в коридор.

На встречу с Карагодиным я мчалась на всех парах. Свидание с Воронковым затянулось, и теперь я безнадежно опаздывала. Попытки дозвониться до Петра Семеновича и предупредить об опоздании успехом не увенчались. Мне оставалось надеяться лишь на то, что сторожу не захочется ездить туда-сюда и он останется в кафе до начала дежурства. Место встречи, правда, было выбрано неподалеку от музея, и Карагодин со своим рвением к работе мог вздумать отправиться в музей раньше положенного срока. В таком случае мне придется ехать туда и вести беседу не в непринужденной обстановке общепита, а под присмотром зоркого ока карагодинского начальства.

Добравшись до кафе под емким названием «Ресторанчик», я припарковала свою «девятку», мельком взглянула на себя в зеркало и ужаснулась. Утренние мероприятия по тушению пожара не прошли для моего внешнего вида бесследно. Беготня по этажам, выяснение отношений с непрошеными гостями, напряженный разговор с капитаном Скворцовым и последующий, не менее напряженный разговор с подозреваемым не добавили моему облику очарования. К тому же с раннего утра у меня маковой росинки во рту не было. В результате из зеркала бокового вида моего авто на меня взглянуло растрепанное, осунувшееся существо, в котором я с трудом смогла признать красавицу Татьяну! Да еще этот неистребимый запах гари, который преследовал меня, где бы я ни появилась.

«В таком виде ты вряд ли сможешь вызвать на откровенность пожилого, патологически собранного и пунктуального Карагодина, – призналась я сама себе. – Никакой солидности! Ну, тут уж ничего не изменишь. Хорошо еще меня Сомов в таком плачевном состоянии не видит».

Больше задерживаться было нельзя, и я, полагаясь на удачу, нырнула в гостеприимно распахнутые двери «Ресторанчика».

Как только я оказалась внутри заведения, меня буквально парализовало от обилия всевозможных запахов. Желудок протестующе заурчал, требуя к себе внимания.

«Потерпи, родной, – пообещала я ему, – еще совсем немного, и я получу возможность устроить тебе настоящий лукуллов пир».

Я медленно продвигалась между столиками, расставленными в ресторанчике очень тесно один к другому, и пыталась определить, кто из присутствующих в зале мог оказаться сторожем Центрального исторического музея мировых искусств. Представительного вида мужчина, занимающий угловой столик в дальнем конце зала, призывно помахал мне рукой. Я направилась в его сторону. Подойдя ближе, я обратилась к нему с вопросом:

– Петр Семенович? – Мужчина согласно кивнул. – Я Татьяна Иванова, детектив.

– Я уже понял, – ответил он.

При этом он поднялся со своего места и галантно выдвинул свободный стул, жестом приглашая меня присесть. Я воспользовалась его галантностью и с огромным облегчением заняла предложенный стул. Карагодин сел напротив меня и, прежде чем я успела что-либо сказать, жестом подозвал официанта.

– Времени у нас, конечно, не так много, как хотелось бы, но мне кажется, что в первую очередь вам нужно подкрепиться. Не могу спокойно разговаривать, когда рядом со мной находится голодный человек, – объяснил Карагодин свое поведение.