Реймонд Чандлер - Великий сон

— У меня полно песку, — объяснил он, отплевываясь. — Не столько, как у этого нашего приятеля, но вроде того.

Носитель униформы изрек:

— Может, и пьяный. Выпендривался в дождь сам перед собой. Алкаши способны на все.

— Пьяный? — подал голос штатский. — Ручной тормоз выжат лишь наполовину, и у парня рана на лбу сбоку. По-моему, здесь убийство.

Олс посмотрел на типа с полотенцем.

— А ваше мнение, юноша?

Хозяину полотенца, похоже, такое обращение польстило, он ухмыльнулся:

— Я считаю, самоубийство, шеф. Конечно, не мое это дело, но раз уж меня спросили, так это самоубийство. Во-первых, паренек оставил на молу след, ровный как шнур. Его шины видны по всей длине мола. Значит, было это после дождя, как сказал шериф. Перила срезал сразу, потому и упал на колеса. Иначе кувыркнулся бы несколько раз. Выходит, скорость была дьявольская. Ручной тормоз ничего не значит. Мог его задеть, когда падал, и голову тогда же поранил.

— У вас хороший глаз, юноша, — похвалил Олс и обратился к помощнику шерифа: — Его вы осмотрели?

Тот посмотрел на меня, на экипаж.

— Ладно, оставим это, — сказал Олс.

С мола к нам спускался щуплый паренек в очках, с усталым лицом и черной сумкой. Выбрав на палубе местечко почище, поставил сумку. Потом, сняв шляпу и пригладив затылок, загляделся на море, словно забыв, куда и зачем пришел.

— Ваш пациент там, доктор, — напомнил Олс. — Грохнулся с мола вчера вечером. Между девятью и десятью. Больше ничего не знаем.

Щуплый с отвращением посмотрел на мертвеца. Потрогал его голову, осмотрел рану на виске, поворочал голову из стороны в сторону, помял ребра. Поднял вялую мертвую руку, посмотрел на ногти. Опустил руку, наблюдая, как она падает. Потом отошел к сумке, достал оттуда блокнот с бланками — свидетельствами о смерти — и начал заполнять.

— Безусловная причина смерти — проломленный череп, — заговорил он, записывая. — Это значит, что воды в нем мало. А это значит: он сейчас на воздухе начнет очень быстро коченеть. Советую вытащить его из машины, пока совсем не застыл. Иначе это сделать будет трудно.

Олс кивнул.

— Давно он мертв, доктор?

— Откуда мне знать?

Олс бросил на него пронзительный взгляд, вынул сигарку изо рта, удостоил ее таким же взглядом.

— Рад познакомиться, доктор. Полицейский врач, не способный назвать время смерти с точностью до пяти минут, — с таким я еще не сталкивался.

Кисло улыбнувшись, щуплый убрал блокнот в сумку и сунул ручку в кармашек жилета.

— Если вчера он ужинал, я смогу ответить на ваш вопрос, правда, следует знать, когда он съел этот ужин. Но не с точностью до пяти минут.

— Откуда у него рана — от падения?

Щуплый еще раз посмотрел на рану.

— Не думаю. Удар нанесен чем-то смягченным. И внутреннее кровоизлияние было, пока он еще жил.

— Мешочек с песком?

— Очень похоже.

Щуплый полицейский врач кивнул нам и, забрав сумку, поднялся наверх. Возле арки пыталась въехать на мол санитарная машина. Олс, взглянув на меня, бросил:

— Пошли. Не много дала нам эта поездка, правда?

Мы вернулись к седану Олса и пустились назад, в город, по трехполосной автостраде, чисто вымытой дождем, вдоль низких желто-белых песчаных дюн. Несколько чаек кружилось у берега, спускаясь в пену прибоя, и белая яхта на горизонте казалась подвешенной к небу.

Вздернув подбородок, Олс спросил:

— Знаешь его?

— Ага. Шофер Стернвудов. Видел, как он вчера перед их домом драил как раз эту машину.

— Я тебя не хочу выспрашивать, Марлоу. Скажи только, твоя работа была связана с ним?

— Нет. Даже не знаю, как его зовут.

— Оуэн Тейлор. Откуда знаю? Чудная история. Так с год назад сидел он в нашей лавочке. Вроде бы за то, что дернул с чокнутой дочкой Стернвуда, той младшей, в Юму. Сестричка помчалась за ними, привезла обратно, а Оуэна передала нам. А на другой день пришла к прокурору и уговорила, чтоб парня отпустили. Сказала, что хотел жениться на сестре и действительно сделал бы это, только ее сестричка, конечно, ни при чем. Та всего лишь собиралась перехватить в баре пару рюмок в его обществе. Отпустили мы парня и — Господи! — они его снова взяли на службу. А чуть позже приходит из Вашингтона очередная справка по дактилоскопии, оказывается, его отпечатки есть в деле из Индианы — попытка грабежа шесть лет назад. Получил всего шесть месяцев в окружной тюрьме, как раз той, откуда сбежал Дилинджер. Мы все это сообщили Стернвудам, а они его все-таки оставили. Как тебе нравится?

— Сумасшедшая семейка, — отозвался я. — О вчерашней ночи им известно?

— Нет. Мне еще придется им сообщить.

— Главу семьи, по возможности, оставь в покое.

— Что так?

— Ему хватает других забот, да и больной он.

— Рейган?

Я нахмурился.

— О Рейгане ничего не знаю, говорил ведь тебе. Не ищу я его. Насколько мне известно, до него никому нет дела.

Олс похмыкал и уставился в море, так что седан даже съехал с автострады. За остаток пути мы едва ли перебросились словом. Он высадил меня в Голливуде, у Китайского кинотеатра, и повернул на запад. К Стернвудам. Я пообедал в буфете, просмотрел дневные газеты, но о Гейджере опять не было ни слова.

После обеда я пешком отправился по бульвару — еще раз заглянуть в магазин Гейджера.

Худощавый черноглазый владелец ювелирной лавочки стоял в дверях своего магазина в той же позе, что и вчера. Когда я входил в магазин Гейджера, он опять понимающе улыбнулся. У Гейджера все было по-прежнему. Та же лампа светилась на маленьком письменном столе в углу возле перегородки, та же блондинка в том же платье поднялась из-за него и подошла ко мне с той же потугой на улыбку.

— Чем могу?.. — она застыла, шевеля серебряными ногтями. Улыбка получилась натянутая. Собственно, и не улыбка даже — гримаса. Это она думала, что улыбается.

— Ну вот, я опять у вас, — бодро объявил я, взмахнув сигаретой.

— Сегодня мистер Гейджер здесь?

— Нет… сожалею, нет… Очень жаль… А… что вам угодно?

Я снял темные очки, деликатно похлопал ими по ладони. При своих восьмидесяти килограммах я делал все, чтобы выглядеть нерешительным.

— Те переиздания просто камуфляж, — зашептал я. — Приходится быть осмотрительным. У меня для него кое-что есть. То, что он давно хотел.

Серебряными ноготками она коснулась ушка, украшенного клипсой из черного янтаря.

— Ах да, коммивояжер, — сказала она. — Но вы могли бы прийти завтра. Думаю, завтра он уже будет.

— Кончайте комедию, — объявил я. — Я ведь из его компании.

Она зажмурилась, из-под век блеснули зеленые полоски, вроде лесного озера в тени деревьев. Ногти вонзились в ладонь. Глянула на меня, бурно вздохнула.

— Он болен? Я бы навестил его дома, — сказал я нетерпеливо. — Не могу же я ждать вечность.