Иван Жагель - Страна игроков

– Все вокруг словно помешались на моей статье. Это просто массовый психоз! – также сломался на паузе Ребров. – И вы считаете, что я виноват в случившемся?

– Пока следствие не закончено, я ничего не могу исключать, – напустил еще больше тумана Рукавишников.

– Может быть, вы и на меня заведете уголовное дело?! – воскликнул Виктор.

Обсуждать эту тему было бессмысленно, и советник юстиции взял очередную паузу, просматривая бумажки в своей папке. Но так как в этот раз его прием уже не сработал, он в упор посмотрел на Реброва и спросил:

– Откуда вы взяли, что чистая прибыль «Русской нефти» составила за прошлый год… – тут он сверился с папкой, – более пятидесяти миллионов долларов? И что эти деньги делили между собой всего несколько человек?

– У меня есть копии некоторых документов. Из них видно, сколько нефти компания поставила за последнее время своим иностранным партнерам и сколько она заплатила за это добывающим организациям, транспортировщикам. Официально часть прибыли была списана на какие-то фантастические расходы, но фактически вся она поступила в чей-то карман. Скажем, Андрея Лукина. Хотя, возможно, он был в компании лишь подставным лицом.

– Почему вы так думаете? – еще раз звякнул кадыком Рукавишников.

– Ну… такие деньги случайно «срубить» нельзя. Я написал в своей статье, что в свое время Лукин был крупным чиновником в государственной внешнеторговой организации, поставлявшей нефть и другое сырье за рубеж. Затем, когда в стране начались экономические реформы, он создал частную компанию, которая делала то же самое, что и его прежняя организация. Все это невозможно провернуть одному – должны быть мощные покровители… Вообще, он зависел от многих людей, и они хорошо понимали, о каких деньгах идет речь. Значит, ему надо было делиться.

– Вы сказали, что у вас есть копии некоторых документов… – опять задал тему следователь, не рискуя сразу влезать в детали.

– Да, но они носят самый общий характер. При желании их мог получить любой налоговый инспектор.

– Но вы же не налоговый инспектор, правда? – сухо уточнил Рукавишников.

Ребров кивнул головой.

– Тогда как и от кого вы их получили?

Виктор замялся:

– В соответствии с законом о печати я могу не раскрывать свои источники информации.

Выражение лица Рукавишникова и так не отличалось дружелюбием, а теперь стало вполне прокурорским – таким оно должно быть в тот момент, когда прокурор требует осуждения обвиняемого на максимальный срок.

– То есть вы не хотите помочь следствию! – уточнил он ситуацию. – Вы хорошо подумали?!

Вопрос был поставлен очень жестко, и Ребров заерзал:

– Я согласен вам помогать, но фамилию этого человека назвать не смогу…. Я ему это пообещал.

– Неужели вы не понимаете, что если мы найдем людей, способных подтвердить криминальный характер деятельности Лукина, то вам это будет только на руку?

В тесном кабинете Рукавишникова повисла напряженная тишина. Виктор вспомнил, как Медведев упрашивал его, предлагал деньги.

– Нет, я никого называть не буду, – тяжело вздохнул он. – Уверен, вам это ничего не даст.

Следователь в упор посмотрел на Реброва. Он, видимо, решил изменить тональность разговора и на глазах из злого следователя превратиться в рубаху-парня. По его губам скользнула ироническая улыбка:

– А вы не думаете, что вас просто использовали? Как раз те люди, которых вы прикрываете.

– Каким образом? – покраснел Виктор.

– Снабдили тенденциозно подобранными справками, «слили» вам вполне определенную информацию. То есть вы невольно стали участником кампании давления на Лукина, которая закончилась его смертью. Чего, возможно, кто-то как раз и добивался.

– Значит, вы тоже считаете, что у Лукина были враги? А если у него были враги, то, возможно, это… не самоубийство, – пробормотал Ребров, неприятно пораженный мыслью, что у него нет стопроцентной уверенности в порядочности Медведева.

– Что значит: тоже считаю? Кто вам говорил, что у Лукина были враги и что это не самоубийство? – быстро спросил Рукавишников.

– В общем-то никто, – попытался выкрутиться Ребров. – Такое предположение высказывал кто-то из моих коллег, когда мы обсуждали всю эту историю в редакционном буфете… Не многие верят, что Лукин мог застрелиться из-за статьи.

Следователь философски пожал плечами:

– К сожалению, люди накладывают на себя руки из-за чего угодно: из-за газетной статьи, семейных неурядиц, ошибочного диагноза. Поэтому, повторяю, до окончания следствия я ничего не могу исключать. В том числе и версию убийства. И если это действительно так, то вы, скрывая своих информаторов, можете попасть в весьма щекотливое положение.

– Простите, но больше я вам ничем не могу помочь…

– А вы знали вице-президента «Русской нефти» Георгия Дзгоева? поинтересовался Рукавишников.

– Практически нет. Я однажды встретился с ним, но Дзгоев категорически отказался отвечать на мои вопросы. Сказал, что он человек в компании новый… А с ним что, тоже что-то случилось? – делая вид, что ему ничего не известно о сбежавшем вице-президенте, задал вопрос Ребров.

– Нет, с ним все в порядке, – сказал следователь. – Ну хорошо, идите, но думаю, что мы с вами еще встретимся.

После прокуратуры Виктор заскочил на работу, чтобы расспросить Хрусталева поподробнее о поездке в Сочи, а потом отправился домой собирать чемодан. Он укладывал вещи, поглядывая в телевизор. Если вчера о возможной взаимосвязи статьи в «Народной трибуне» и смерти президента «Русской нефти» говорили только некоторые тележурналисты, то теперь упомянуть об этом считали необходимым абсолютно все.

За сборами с явным беспокойством наблюдала жена. Очевидно, Лиза думала, что он упаковывает чемодан для переезда на другую квартиру, и то, что он так быстро нашел себе новое жилье, ее очень разочаровывало. В конце концов, она не выдержала и прямо поинтересовалась, куда он собирается. Узнав же, что Виктор отправляется в командировку, Лиза обрела душевное спокойствие и, для полного самоутверждения, заявила, что, возможно, через два месяца в эту квартиру переедет ее тетка, так что после возвращения из поездки он должен срочно себе что-нибудь подыскать.

Самолет в Сочи вылетал из аэропорта Внуково очень рано, и, чтобы не опоздать к своему рейсу, Реброву пришлось встать в пять часов.

Когда он мчался по Ленинскому проспекту, солнце только-только начинало подниматься над Москвой. Оно то скрывалось за домами, то выскакивало в промежутках между ними, и уже с утра было такое безжалостное, каким может быть разве что прожектор на вертолете убийц, преследующих свою жертву в голой степи.