Иван Жагель - Страна игроков

Она неловко засмеялась и повесила трубку.

Возможно, Анне казалось нелогичным все, что случилось между ними после длительного периода откровенной вражды. А возможно, она не доверяла даже самой себе и вновь и вновь пыталась проверить свои чувства. И, если разобраться, это было по крайней мере честно по отношению к нему.

Тем не менее ее постоянное самокопание нередко выводило Виктора из себя. Хотя, понятно, в этом он не был оригинален: когда речь идет о любимых женщинах, то независимости, честной сдержанности с их стороны большинство мужчин всегда предпочтут лживую гипертрофированность чувств, наигранную покорность, за что они даже готовы платить немалые деньги. И слабая половина человечества этим нередко пользуется.

Имелась и еще одна, пожалуй, главная причина, вносившая в их взаимоотношения постоянное напряжение: Анна никогда не говорила о своей работе и он никогда не интересовался ее делами. Оба боялись, что это станет поводом для конфликта, которого они тщательно старались избежать. Ведь даже самый невинный вопрос: «Что ты сегодня делала?» – способен был разрушить их хрупкое совместное настоящее, так как ей практически ежедневно приходилось общаться с Шелестом, выполнять его поручения.

Ребров очень хотел, но не мог расспросить Анну даже о ее прошлом оно, как и работа, также было связано с ненавистным ему человеком, и любой поход во времени назад был сравним с прогулкой по минному полю. Они избегали говорить и о своих прежних интересах, увлечениях, знакомых, так как это все равно могло вывести на очень скользкие темы. Одним словом, их жизнь делилась как бы на две части, что было противоестественно и очень утомительно для обоих.

За последние дни Виктор узнал об Анне лишь то, что ей двадцать восемь лет, что она никогда не была замужем, что жила одна в двухкомнатной квартире на проспекте Мира в районе Рижского вокзала и что ее родители также проживали в Москве. Иногда Анна звонила от Виктора своей матери, и он слышал, как она безропотно сносит капризы престарелой женщины: «Да, мама, я купила тебе лекарство… Молоко тоже привезу… Нет, забрать из химчистки твое пальто еще не успела. Была занята, извини…»

Несколько раз Ребров был у Анны в квартире: обычный кирпичный дом, красивая, но стандартная мебель, стерильная чистота, приличная библиотека, несколько плюшевых игрушек, две большие подушки и теплый шерстяной плед на диване – уютный мир, который, казалось, мог защитить от любых жизненных бурь и безумных поступков. Но теперь его уже очень трудно было совместить с морем страстей, захлестывавших их. И, возможно, поэтому они сюда практически не приезжали.

Гораздо чаще встречались у Реброва еще и по такой банальной причине, что от банка «Московский кредит» до его дома было всего пятнадцать минут ходьбы. А на своей машине – маленьком белом «форде» – Анна, если, конечно, не попадала в пробку, добиралась всего минут за пять. К тому же вокруг было множество театров, концертных залов, и по вечерам они часто ходили куда-нибудь. Или просто гуляли по центру, ужинали в маленьких ресторанчиках, расплодившихся здесь с тех пор, как в России разочаровались в коммунизме и разрешили частное предпринимательство.

Наконец, Анне просто нравилась эта квартира с видом на Кремль и все, что в ней находилось. Виктор с интересом наблюдал, как внимательно она рассматривает оставленные стариком фотографии или какие-нибудь безделушки, скажем фарфоровую балерину, бронзовые подсвечники, костяной нож для бумаги с ручкой в виде вытянутой в стремительном беге головы борзой. Причем она никогда не говорила: «Ах, какая чудесная вещица!» – зато могла чуть ли не часами просиживать с этим предметом в руках, словно проникая в его суть.

Ей вообще была присуща какая-то неженская основательность во всем, что она делала. Даже когда Анна подолгу простаивала у окна, в сотый раз любуясь видом на Кремль, взгляд у нее становился сосредоточенным, словно она не просто наслаждалась открывавшейся перед ней картиной, а пересчитывала зубцы на кремлевской стене.

Очевидно, эти целеустремленность, организованность подавляли в ней эмоциональное женское начало. Но теперь Виктор знал, что когда ее чувства вырывались наружу – независимо от того, обнимала она его или давала пощечину, – тут уж бушевала энергия сразу трех женщин.

И все же, как они ни старались, полностью обойтись без прошлого оказалось невозможно. Недели через две после той сумасшедшей ночи в Заборске Анна сама затронула тему, которую рано или поздно все равно надо было когда-нибудь обсудить.

В тот вечер они ходили в консерваторию, а после концерта спустились к Александровскому саду и долго гуляли вдоль кремлевской стены, пока не замерзли окончательно.

– Как я устала от зимы, – сказала Анна, когда они уже бежали к дому Реброва. – Так хочется по-настоящему согреться.

На следующий день была суббота, и он сказал:

– Давай махнем на пару дней в Сочи?.. С утра поедем в аэропорт, купим билеты и улетим… На юге уже весна. Зеленеет трава… Или завтра можно где-нибудь поплавать в бассейне, попариться в сауне.

– Завтра я не могу, – сокрушенно вздохнула Анна. – Шелест пообещал дать интервью одной из газет. Ему прислали вопросы, но ответы, как ты понимаешь, придется готовить нашему отделу. Шелест только хотел наговорить мне несколько общих установок. Но у него целую неделю не было времени, и он попросил меня поработать с ним в выходные. Как ты понимаешь, я не могу ему отказать…

После ее слов возникла неловкая тишина.

Дома они приготовили чай, сели на диван перед телевизором и стали смотреть теннисный матч, при этом убрав звук и негромко включив Второй фортепьянный концерт Рахманинова. Какое-то время сидели молча, а потом Анна, не отрывая взгляд от экрана телевизора, спросила:

– Ты хочешь знать, что у меня было с Шелестом?

– Нет, мне это совсем не интересно! – решительно заявил Ребров, тоже не отрываясь от тенниса.

– Я не хочу, чтобы ты терзал себя, – тем не менее продолжила Анна, – и каждый раз, когда я иду на работу, думал бог знает что… Сейчас для этого у тебя нет никаких оснований.

– Сейчас? – уточнил он.

– Да, мы были близки, но теперь все это в прошлом.

Голос ее был отчаянно твердый. Так честные пионеры признаются родителям, что получили двойку по поведению.

– Я же тебе сказал, что меня это не интересует, – еще более решительно произнес Виктор и тут же спросил: – А когда вы расстались?

– Года полтора назад, – немного подумав, ответила Анна.

– Почему?

– Это трудно объяснить.

– Ты уж постарайся, если сама начала этот разговор.

Ребров поднялся, выключил проигрыватель и подошел к окну. Комната освещалась только экраном телевизора, и это хотя бы частично помогало обоим скрывать свои чувства.