Анатолий Афанасьев - Мимо денег

— А-а, — с облегчением протянул Сидоркин, — так это вам лучше к начальству обратиться, к полковнику Сергованцеву. Инструкции от него идут. Кстати, он, как и вы, человек образованный, культурный. Говорят, всю советскую энциклопедию одолел от корки до корки. Только не ссылайтесь, что я направил. Это плохая рекомендация. У полковника на меня зуб.

— Отчего же зуб, если не секрет?

— Как раз из-за этих пришельцев. Нехороший у нас спор вышел, когда на задание отправляли. Подробности не могу передать, не имею права, но суть в том, что полковник как раз в инопланетян верит. Больше того, полагает, многие наши беды от них. Будто они лет десять назад десант высадили в районе Мытищ. А меня черт дернул усомниться. В каждом ведомстве, доктор, свои правила. У нас не положено подозревать начальство в мракобесии. Вот он и помстился, велел изображать полоумного в качестве приманки. Да и я не в обиде, сам виноват.

— Ну и ладушки. — Доктор еще разок шаловливо похлопал Сидоркина по животу. — Значит, все, что касается Голема, инопланетян и прочего, — сплошная мистификация. Этакая профессиональная уловка… Правильно я понял, майор?

— Абсолютно.

— И жалоб никаких нет?

— Почему же… Честно говоря, маньяк меня здорово отделал. Печень отбил, почки, ребра поломал, тыкву расколотил. Ежели бы вы поспособствовали насчет компенсации…

— А прежде доводилось с маньяками встречаться?

— Не считая тех, с которыми работаю, шесть раз, — не задумываясь ответил Сидоркин. — Но этот оказался самый крепкий. Приемчики знает, стерва. Думаю, из бывших спортсменов.

В таком духе проговорили еще с полчаса и остались чрезвычайно довольны друг другом. Гарий Давыдович признал, что нормальнее Сидоркина за последнее время не встречал человека, разве что сторожа Никанорова из садового товарищества, но тот недавно помер от передозировки спирта.

— Здравый смысл — вот единственный надежный путеводитель по лабиринтам жизни, — с пафосом изрек психиатр. — У вас он в таком первозданном состоянии, что остается лишь позавидовать.

Сидоркин на прощание еще раз выступил с просьбой:

— Гарий Давыдович, коли встретитесь с полковником, замолвите словечко. Дескать, Сидоркин глубоко раскаивается, но для окончательной поправки ему необходимы морские ванны. Полковник к советам образованных людей всегда прислушивается, тем более к психиатрам.

— Непременно, — пообещал Гарий Давыдович, светясь глазами, будто линзами. — А вам, голубчик, пожелаю дальнейшего продвижения по службе. Заслужили.

— Премного благодарен, — расчувствовался Сидоркин.

Тому, что провел опытного докторюгу, он радовался недолго. Когда (забегая вперед) при попустительстве Даши заглянул в историю болезни, руками за голову схватился. Психиатр исписал рекомендациями целую страницу. Из патологий у майора в наличии оказались: «мания преследования, волнообразный синдром Смирницкого-Шакелавы с временными выпадениями памяти, болезнь Ремницкого в первой стадии, параноидальная симптоматика по Склярову и (уж совсем какой-то унизительный и устрашающий) казуистический зуд шарового отростка». Общее заключение такое: помещение в стационар для установления окончательного диагноза и интенсивной терапии.

Сначала Сидоркин перепугался и нацелился на побег, но по размышлении быстро успокоился. Как в государстве Российском жестокость законов издавна смягчалась необязательностью их исполнения, так и в медицине больные спасались тем, что суровые приговоры врачей большей частью оставались лишь на бумаге. Чтобы удостовериться в этом, Сидоркин заглянул в ординаторскую к Даниле Петровичу.

— Хотел спросить, доктор, этот ваш консультант, он назначил какое-нибудь лечение?

Если Данила Петрович что-то заподозрил, то не подал виду.

— Не думайте об этом, Сидоркин. Все в порядке.

В порядке так в порядке. На рожон лезть не собирался.

…В тот же день, когда приходил психиатр, Сидоркина ждало еще одно потрясение. Неожиданно, как снег на голову, явилась возлюбленная Варвара. Он как раз мимолетно вздремнул после обеда, причем без всяких кошмаров, и увидел ее уже возле кровати — сияющую, взволнованную, одухотворенную. Точнее, сначала ощутил знакомый запах французской парфюмерии, и лишь потом глазам открылась неописуемая прелесть женщины-вамп.

— Как же так! Как же так, родной мой! — возбужденно пронеслось по палате, и две бирюзовые слезинки капнули ему на грудь.

Сидоркин был поражен не столько ее визитом, сколько тем, что за все дни о ней даже не вспомнил. Словно отрубило память недавнего счастья.

— Да так как-то все, Варюша, чуть до смерти не забили… — радость не сумел изобразить, получилось что-то вроде идиотизма, последнего пристанища влюбленных.

— Но почему не позвонил, почему?!

— Зачем тебе калека?

Варвара уже возлежала рядом, рукой нырнула под одеяло, проверила, все ли на месте. Проворковала:

— Не надо так пугать, родненький. Какой же ты калека? Разве что умственный… Но я к этому давно притерпелась. Улыбнись, любимый. Твоя девочка уже здесь.

Сидоркин вмиг вспотел. Девочке было около сорока, но годы сделали ее неотразимой. Он наконец очухался вполне. Царица бала. Мечта всех страждущих и неудовлетворенных. Законная супруга магната. Сидоркин повидал ее во всех видах, и в каждом новом воплощении она становилась соблазнительнее прежней. В любви не ведала передышки, и чтобы с ней совладать, мужчине требовалось дьявольское здоровье. Но что-то, видно, действительно сломалось в Сидоркине, ибо он не чувствовал привычного вожделения, обрекающего на неадекватные поступки. Только слабое жжение в паху, как при первых признаках гонореи.

— Встань, Варенька. Войдут же.

— Пугливенький ты мой!

— Порядки строгие. Меня уже грозили выписать без пособия. Доктора тут похуже вертухаев.

— За что тебя? Сестричку прижучил? Сознавайся, а?!

— За распитие спиртных напитков. Серж приходил с пузырьком.

Поозоровав еще немного и убедившись, что он весь израненный, Варвара переместилась на стул и приняла облик светской дамы, полной задумчивой грусти.

— Что ж, рассказывай, негодник.

— О чем, Варенька?

— Как рад мне. Как соскучился. Как сердцем истомился по своей зазнобушке.

— Сама знаешь, — буркнул Сидоркин, не испытывая ничего, кроме скуки.

— Понимаю… Настоящие мужчины немногословны. Но ты, Тошенька, не всегда был таким. Ладно, расскажи, кто тебя так?

— Пьяные хулиганы.

— Да? — Варвара шаловливо погрозила пальчиком. — А вот газетки пишут иначе. Я думаю, и то и другое — враки. Наверное, ты все это устроил, чтобы не выполнять свои обязанности. Признайся, негодник?

— Кто пишет, Варь?

Варвара достала из сумочки вырезку из любимой газеты бывшего отца демократии. Заметка называлась «Вампир распоясался». Сидоркин пробежал глазами. Бойкий журналист с юмором описывал кошмарное происшествие на «Белой даче». Как свойственно нынешним «акулам пера», особенно его развеселили кровавые подробности. Самому Сидоркину были посвящены несколько строчек в конце: «…Попал в лапы злодея и один из представителей наших прославленных органов, призванных защищать нас от преступников. С ним вампир обошелся особенно круто, хотя доблестный офицер милиции не оказывал никакого сопротивления, только умолял о пощаде. Лишь появление группы нянечек и медсестер спасло милиционера от неминуемой гибели. В безнадежном состоянии он доставлен в больницу, по понятным причинам мы пока не будем называть его фамилию. Однако позволим себе задать нелицеприятный вопрос: кому и за что мы платим налоги? До каких пор подобного рода преступления будут оставаться безнаказанными?»