Карл Вебер - Тайна двух медальонов

Перед встречей с Фолькером и Аннет главный комиссар успел немного привести себя в порядок, и вот теперь он сидел в каком-то маленьком шумном полицейском участке, находившемся невесть где в Гамбурге.

Иоганнес Майзель старался не вспоминать о прошедшей ночи. Его больше занимал разговор с Фолькером Лупинусом. Мысли главного комиссара кружились вокруг медальона, лавки ростовщика и бледнолицей девушки.

Дежурный полицейский протянул ему телефонную трубку:

— Ваш абонент на связи, господин главный комиссар!

— Говорит Майзель, вы меня слышите, господин Баух? Я вас оторвал от дела?.. Да, жду. — Главный комиссар принялся выстукивать пальцами на крышке хлипкого стола лихую мелодию кавалерийской атаки из одноименного вальса Штрауса. Наконец прокурор снова взял трубку.

— Господи, Майзель, где вы находитесь?

— Там, где хорошо!

— Мы уже стали беспокоиться о вас. Что вы скажете по поводу…

— У меня мало времени. Я знаю, кто та женщина.

— Убитая?

— Как убитая? Американка…

— Что, еще одна американка? Бог мой, они все решили приехать в наш город? Кто она?

— Некая миссис Диксон, элегантная, лет сорока…

— Постойте, господин Майзель. Может, не сорока, а двадцати? Несмотря на разбитое лицо, она выглядит…

— Простите, о ком, собственно, вы говорите?

— О трупе в Груневальде. Трупе, найденном Борнеманом.

— Одну секунду.

Майзель положил трубку и вытер со лба пот. Затем подчеркнуто медленно произнес:

— Господин прокурор, мне неизвестно ни о каком трупе в Груневальде. Но я знаю имя и приметы той американки, о которой мы с вами недавно говорили. В ночь убийства она могла находиться в доме доктора Гроллер, и ее также можно подозревать в преступлении. Эту миссис Диксон необходимо срочно разыскать и допросить, понимаете?

— Ну, скажите на милость, отчего бы мне этого не понять! Дайте мне на нее данные.

Майзель продиктовал. Баух повторил записанное.

— Итак! — Майзель дважды чихнул и высморкался. — И что же с трупом Борнемана?

— Бросьте эти казарменные шутки! Борнеман, слава Богу, жив и здоров и по-прежнему ищет бритвенное лезвие. При этом он случайно натолкнулся на женский труп. Но Кройцц подробно телеграфировал вам об этом.

— Доктор Баух, я уже почти двое суток не был ни в своем отеле, ни в полицейском управлении.

— Ага, значит, вам ничего не известно и об открытии Хангерштайна?

— Я же вам сказал… А в чем дело?

— Нет, мой дорогой, я не могу рассказывать вам об этом. Господин старший прокурор меня ждет. Мы едем сейчас в Торговый банк, где Эрика Гроллер абонировала сейф. В нашей свите — а может, мы в его — высокий американский чин, не знаю, правда, зачем. И это в воскресенье…

— Нет! — вскричал Майзель. — Баух, прошу вас, умоляю, в сейфе наверняка находится медальон, не подпускайте к нему никого, во всяком случае — американца! Вспомните о миссис Диксон, в настоящее время она одна из важнейших фигур в деле Гроллер. Миссис Диксон — американка. Это вам ни о чем не говорит? Баух, нельзя допустить вмешательства!

— Бог мой, да что с вами? Надеюсь, вы уже взяли в оборот убийцу Эрики Гроллер?

— Я что, фокусник?

— Теперь уже я ничего не понимаю! Срочно поговорите с Кройццем. Ваш помощник информировал меня, правда коротко, о том, что в Гамбурге схватили убийцу Эрики Гроллер. И я думал, что это вы снискали лавры.

— Знать не знаю и ведать не ведаю. Я только от вас об этом узнал. Однако давайте вернемся еще раз к разговору о банковском сейфе: помешайте американцу обстряпать свои делишки. Схвачен убийца или нет, но содержимое сейфа должно остаться нетронутым, это имеет для нас огромное значение. Ведь ясно как Божий день, что убийство в деле Гроллер не главное.

— Пресвятая дева Мария! Как вы себе это представляете? Я маленький человечек…

— Не имеет значения! Порежьте автопокрышки лимузина, подожгите банк, дайте служителям снотворное — делайте что угодно, но сберегите в неприкосновенности сейф!

В трубке послышался стон. Затем доктор Гансик Баух жалобным голосом произнес:

— Постараюсь сделать все от меня зависящее. Да хранит вас Бог. Счастливо, Майзель!

Главный комиссар Майзель нашел в управлении гамбургской уголовной полиции груду телеграмм, но никак не коллег, приданных ему в помощь. И все же господину главному комиссару повезло: один из них находился на воскресном дежурстве и обещал вскоре явиться.

Майзель снял шляпу и пальто, скинул ботинки. Он даже ослабил узел галстука. Ему действительно нездоровилось. Его болезненный вид встревожил секретаршу, и она предложила приготовить чай или кофе. Майзель попросил аспирин или что-нибудь в этом роде. Он получил две таблетки чего-то в этом роде, запил их водой и произнес: «Бр-р». Секретарша участливо улыбнулась.

Главный комиссар Майзель занялся чтением сообщений. о том, что произошло за время его отсутствия в покинутом им отделе. Он познакомился с теорией доктора Хангерштайна и комментариями Кройцца к ним; он узнал о трупе, найденном в Груневальде, и о мнении фрау Зюссенгут относительно пятен губной помады на стирательной резинке.

Мысли в голове Майзеля кружились подобно хлопьям снега во время метели. Он провел рукой по лбу, потеребил мочку уха, потер нос, однако пурга не прекратилась.

— Вообще ничего не понимаю, — пробормотал он и, отложив в сторону бумаги, скрестил руки на груди. «Это лучший способ успокоить нервную систему», — подумал про себя Майзель.

Он сполз на краешек кресла, далеко вытянул ноги и положил голову на спинку. Немного полегчало.

Майзель почувствовал, что его мозг начал работать продуктивнее. Может, подействовало лекарство, может, спокойная обстановка, может, его железная воля.

Он закрыл глаза. Мысленно представил узловую станцию железной дороги с главным, вспомогательным и запасным путями. С сортировочной горки съезжали вагоны, снабженные различными табличками. На первой стояло — «Стирательная резинка». Майзель перевел этот вагон на запасной путь. «Труп в Груневальде» — значилось на следующей. Майзель находился в неведении, поэтому приказал: на вспомогательный путь! Он прочитал имя «Клаус Герике». В этом можно не сомневаться — на главный путь. Затем подкатил вагон с надписью: «Миссис Диксон». Иоганнес Майзель нажал на тормоз, и вагон остановился перед выпускной стрелкой. Он поставил бы этот вагон временно на вспомогательный путь. Но что-то противилось в нем этому решению, и он оставил на светофоре красный свет. Миссис Диксон, элегантная, около сорока, очки без оправы… Стоп! Очки без оправы? Майзель вздрогнул: «фея мод», дама под вуалью на кладбище. Осознав свою ошибку, Майзель покраснел. Встревоженная секретарша приготовила еще одну таблетку. Подумать только! Здесь, прямо у него под носом, Диксон занималась своим ремеслом — и каким! — а он, Майзель, мобилизовывал своих людей в Берлине. «Крупный промах, старик, — сказал он себе, — очень крупный…» И тут его пронзила мысль: миссис Диксон приказала следить за Лупинусом и его близкими. У нее, американки, находились в распоряжении люди; другой американец вел в Берлине осаду банковского сейфа. В сейфе лежал медальон. У Фолькера также был медальон. Диксон приезжала к нему в Париж, чтобы купить украшение. В последний момент она, правда, отказалась от своего решения. Тайком присутствовала на погребении. Не выразила соболезнования родственникам покойной…