Ирина Комарова - Сестра моя Ольга

– Даже не надейся, – сразу разочаровала ее Наташа. – Я за тобой приехать не смогу, а одну тебя никто не отпустит.

– Но как же тогда?

– Ничего страшного. Вернешься – съездим еще раз, вместе. А четырнадцатого я от тебя цветы положу.

Уговорить девочку было не так уж сложно – ей действительно, очень хотелось поехать. Тем более, что кроме активной оркестровой работы, ребятам обещали и массу развлечений. Пятого августа, в назначенный для отъезда день, Наташа проводила племянницу на вокзал, посадила в электричку, помахала рукой и осталась одна. Ритм жизни сразу замедлился и образовалась масса свободного времени. Не надо было бежать домой с работы, не надо было вскакивать пораньше, чтобы приготовить для Дашки завтрак (собственно, готовить Наташа вообще перестала – жила на бутербродах и кофе), отпала необходимость проверять позанималась ли Дашка скрипкой, вести с ней воспитательные беседы, резко убавилась стирка, да и в уборке не было особой необходимости – почему-то даже пыль не садилась.

С одной стороны, это было хорошо. С другой… Дашки не хватало. Наташа так привыкла к тому, что девочка составляет неотъемлемую часть ее жизни, что не могла бы скучать по ней больше, даже если бы та была ее родной дочерью. Но, вступая в противоречие со всеми законами природы, существовала еще и третья сторона. Именно сегодня, четырнадцатого августа, Наташа была рада, что племянница в лагере. Если бы они собирались на кладбище вместе, как обычно, то ни за что не выбрались бы раньше обеда – в каникулы Дашка моментально становилась страшной копушей, да и поспать любила подольше. А так, Наташа вскочила – еще семи не было, выпила чашку кофе, схватила приготовленную с вечера сумку, цветы и, по холодку, отправилась на автобусную остановку. «По холодку» – это было прекрасным объяснением, если бы во дворе встретилась какая-нибудь из любопытных соседок. На самом деле, Наташа понимала, что торопится на кладбище совсем по другой причине. Она хотела, наконец, подкараулить Игоря.

Вот уже двенадцать лет, приезжая на кладбище, они с Дашкой находили на Олиной могиле четыре крупные темно-красных розы. Когда Наташа в первый раз увидела эти цветы, у нее была настоящая истерика. Она сбросила розы на дорожку и топтала до тех пор, пока стебли, смешавшись с лепестками, не превратились в грязно-бурую массу. А потом они с Дашкой долго-долго сидели прямо на земле (лавочки тогда еще не было), и плакали. Наташа от горя, от безысходности и непоправимости случившегося, а трехлетняя малышка прижималась к ней всем своим хрупким маленьким тельцем и ревела от страха – она никогда еще не видела свою ласковую тетю в таком состоянии.

На следующий год, Наташа уже не топтала цветы, она спокойно собрала их и отнесла на мусорку. И на третий год тоже. И на четвертый. Только через семь лет, она позволила розам остаться на могиле. Это вовсе не означало, что она простила Игоря – нет! Этого человека она ненавидела и будет ненавидеть всю жизнь, тут ничего измениться не может. Но то, что он продолжал помнить Ольгу… может сестра была права и оставалось в нем что-то хорошее? А кроме того, наверное, Оле было бы приятно, получать эти цветы. В конце концов, Игорь мог таким способом просить у нее прощения.

То, что Игорь раскаялся, пожалуй могло примирить Наташу с мыслью о его существовании на свете. Непонятно только, если у него проснулась совесть, почему он не пытается встретиться с Дашкой? Тем более, что сделать это совсем не сложно. Ведь это Игорь постарался бесследно раствориться в почти миллионном городе – переехал в другой район, сменил номер телефона. А они с Дашкой, как жили в старой, двухкомнатной хрущевке, так и живут. И раз Игорь до сих пор не появился на пороге, значит он вовсе не горит желанием увидеть дочь.

Подошел полупустой автобус. Наташа села у окна, прикрыла глаза и стала вспоминать последнюю встречу с Игорем.

Она тогда подбросила Дашку соседке, пробежалась заодно по магазинам – надо было прикупить продуктов на девять дней – и, в назначенный срок, топталась около трамвайной остановки, вся обвешанная пакетами и сумками. Игорь опоздал минут на десять, вежливо-равнодушно извинился и спросил:

– Так что ты хотела?

Больше всего, Наташа хотела понять, как ее вовсе не глупая сестра, умудрилась влюбиться в это ничтожество. Увы ответ на этот вопрос не могла дать даже сама Ольга. Она только отводила в сторону заплаканные глаза и беспомощно бормотала:

– Нет, Натка, он хороший, ты его просто не знаешь. У него сейчас сложный период, а так он прекрасный человек – добрый и отзывчивый…

– Я хочу… – голос у нее дрогнул. Наташа сделала глубокий вдох – вроде бы, считается, что это помогает успокаиваться. Черт, кому-то, может и помогает, но не ей, это точно. – Я хочу решить все вопросы между нами.

Он слегка приподнял брови:

– Вопросы?

– Да. Прежде всего, я хочу знать, почему ты не был на похоронах?

– Заболел, – без задержки ответил Игорь. – Лежал пластом, с температурой тридцать девять.

Наташа закусила губу. Для человека, три дня назад лежавшего пластом, он выглядел на удивление свежо и бодро. Игорь явно не желал затруднять себя тем, чтобы хоть соврать правдоподобно.

«Все правильно, – мелькнула мысль. – Не задавай дурацких вопросов. Не хотел идти, вот и не пошел.»

– Ладно, я поняла, – она с трудом сглотнула. – Действительно, это теперь не главное. Послушай, что ты думаешь, насчет Даши?

– Даши?

– Да, Даши, – повторила Наташа, чувствуя, что терпение ее на исходе. – Твоей дочери. Ты собираешься как-то участвовать в ее жизни?

Этот простой вопрос явно смутил его. Тонкие пальцы дернулись вверх, коснулись воротничка светлой летней рубашки, нервно затеребили пуговицу.

– Но ты же знаешь, я сейчас не могу… в конце концов, мне еще учиться два года… и потом, нигде ведь в документах не записано, что я отец…

– Надеюсь, сам ты в этом не сомневаешься? – негромко спросила Наташа.

Игорь взглянул ей в глаза и поежился.

– Я не это имел в виду. Я просто хотел сказать, что не могу взять на себя ответственность… есть детские учреждения…

– Стоп! – Наташа резко, несмотря на тяжелую сумку, подняла руку и он отшатнулся. – Не бойся, – усмехнулась она. – Бить я тебя не буду. Хотя видит Бог, моя бы воля… Ладно. Запомни одно: ни в какой детдом, или что ты там еще имел в виду, я Дашку не отдам. И мне, лично мне, ты не нужен – ни в качестве ее отца, ни в каком другом. А разговариваю я с тобой сегодня исключительно потому, что Ольга тебя любила. Так вот, ради своей сестры, я не буду тебе препятствовать, если ты захочешь видеть Дашку. Ради сестры, я позволю тебе быть ее отцом. И это единственный шанс, который я даю тебе. Но если ты не воспользуешься этим шансом… Ради Ольги, я обещаю, что буду молчать, как рыба, не скажу Дашке про тебя ни одного дурного слова, пока она сама про тебя не спросит. Ты помнишь, сколько лет твоей дочери?