Анна Данилова - Пожиратели таланта. Серебряная пуля в сердце (сборник)

– Игорь? Что-то у тебя сегодня совсем аппетита нет. Тебе не понравилась рыба? Может, картошки пожарить? Или картофельных оладий? Ты здоров?

Он посмотрел на нее, такую расстроенную, озабоченную и вместе с тем милую и выглядевшую как бы испуганной, и понял, что не может больше молчать. Зачем в чем-то сомневаться, когда он может рассказать ей все как есть и объяснить, что его беспокоит?

– Знаешь, меня пригласил сегодня в кафе Миша Звягинцев. Понимаю, он сгорает от любопытства. Хочет узнать, что нас связывает и, самое главное, где мы живем? И я, ты знаешь, сказал ему, что мы живем здесь, в Зоналке.

– И что? – Валентина моментально изменилась в лице, побледнела. – Он не поверил? Или спросил тебя, что ты, мол, нашел в этой бабе? Так?

Он тотчас пожалел, что решился на этот откровенный разговор! Вот чувствовал же, что сделает ей больно, и все равно сделал. Чтобы самому освободиться от подозрений?! Дурак!

– Извини. Я не должен был говорить с тобой об этом… Извини, извини! Просто я решил, что нет смысла от кого-то что-то скрывать. Мы же решили жить вместе, так почему же мы должны от кого-то прятаться? Вот я и сказал, что мы живем за городом.

– И правильно сделал, – она тяжело вздохнула. – И ты – молодец. Скажи, Игорь…

Она некоторое время смотрела на него долгим, словно прощальным взглядом, и Игорю вдруг показалось, что все то, что с ними произошло в последнее время, на самом деле было игрой. Ужасной, циничной и отвратительной игрой, смысла которой он пока еще не понял…

– Валя?..

– Скажи, Игорь… ты меня любишь?

– Конечно, люблю! Не сомневайся…

Ему вдруг показалось, что он видит перед собой не одну Валентину, а сразу двух: одну – Валю, которую он уже любил и с которой ему было хорошо, спокойно, и другую Валентину – очень странную женщину, задумавшую что-то такое, о чем он не догадывается, но что может разрушить всю его жизнь. Он не мог понять, откуда вдруг взялось это страшное чувство приближающегося одиночества.

Он позвал Валентину, усадил ее к себе на колени. Он любил, когда она сидела на его коленях и обнимала его за шею, целовала его.

– Думаю, нам в скором времени придется расстаться… – сказала она, покрывая поцелуями его щеки, лоб, волосы. – Ты даже представить себе не можешь, как я благодарна тебе за все то, что испытала благодаря тебе!

– Валя, что ты такое говоришь?! – Он вдруг понял, что не хочет слышать от нее правду, не хочет! Что он готов жить с ней, ничего не зная и не пытаясь угадать истинную причину, заставившую эту необыкновенную женщину взять его под свое нежное крыло. Пусть это ей кажется, что именно он приютил ее в своем сердце, сам-то Игорь знал, что все как раз наоборот, и как раз Валентина спасла его на своей груди, уберегла от совершения тех безумств, уже роившихся в его сознании.

– Ты должен уже сегодня взять свои вещи и уехать, – прошептала она, прижимаясь к нему еще крепче и не давая ему возможности увидеть ее лицо.

– Но почему?! Что-то случилось?! – Он чувствовал, как колотится его сердце.

– Ты не должен страдать из-за меня. Я сняла и оплатила номер в гостинице, квитанцию я вложила в твои вещи, они уже сложены, их осталось только упаковать в чемодан.

– Валентина, да что произошло, наконец?! – Он с силой схватил ее за плечи и посмотрел ей в глаза. В них он увидел страх и боль.

– Произошло то, что и должно было произойти. Вот только я не знала, когда именно это случится.

– Послушай, ты только сейчас говорила мне про картофельные оладьи… Что произошло?! Ты обиделась из-за того, что я рассказал о нас Звягинцеву?

– Господи, да нет, конечно!

– Ладно… Я признаюсь, – он сильно нервничал, и порой ему казалось, что он не успевает произносить вслух те слова, которые, как он хотел, она должна услышать. – Сначала я хотел узнать правду, но вот сейчас, за минуту до того, как ты сказала мне, что нам надо расстаться, я вдруг понял, что ничего не хочу знать. Ничего! Что, независимо от причины, по которой ты пригласила меня сюда, к себе, – даже если это было из-за какого-нибудь невероятного спора, да-да, я и это предполагаю… Словом, я заранее прощаю тебе все и согласен и дальше жить с тобой! И неважно, где – здесь, в этом шикарном доме, или в Заводском районе, или вообще на заброшенной даче. Это пока я не куплю нам с тобой квартиру.

Некоторое время она стояла в нерешительности, глядя на него, после чего соскользнула с его колен и со словами: «Хорошо, тогда пошли со мной», – взяла его за руку и повела за собой.

Они вышли из кухни, пересекли холл и свернули к узкому коридору, ведущему на стеклянную террасу.

Валентина обернулась и вновь как-то странно посмотрела на Игоря:

– Повторяю – тебя это ни к чему не обязывает.

Распахнула дверь, и Абросимов увидел лежавшего на полу мужчину. В том месте, где была его голова, темнел круг запекшейся крови.

Только увидев безутешную Лору и еще раз поговорив с ней, Лиза почувствовала в полной мере всю боль потери поэтессы, талантом которой она бессознательно восхищалась. К тому же ей было по-человечески жаль молодую женщину, принявшую мученическую смерть, не говоря уже о том, что ей пришлось выстрадать за сутки до смерти.

Как могло такое случиться, что ее принесли в жертву зависти, людской подлости и низости?

И как же высока, выходит, была ее поэтическая планка, заставившая сердца ничего не подозревавших людей из круга Мещерского биться с удвоенной силой, а самого Мещерского, который и ввел их в заблуждение, возвысить до уровня гения?! Невинная на первый взгляд шутка московского рифмоплета, единожды выдавшего стихи Любы за свои, имела такое мощное, а теперь уже и кровавое продолжение, что заставляла о многом задуматься! Ну почему столь унизительным страданиям зачастую бывают подвергнуты люди хрупкой, тонкой организации, творцы высокого полета, гении?

Понятное дело, Лиза не рассказала Лоре Брит, кто и за что убил Северцева и Мещерского. И она очень надеялась, что матери Гороховой никто и никогда об этом ничего не расскажет. Иначе вся, ставшая и без того безрадостной, жизнь убитой горем матери превратится в беспрерывное чередование кошмаров, наполненных сначала сценами пыток в подвале, а потом – картинами насилия и издевательств над ее дочерью в гостиничном номере Мещерского.

– Я понимаю, Лора, вам сейчас очень трудно, но все же – найдите в себе силы, соберите все рукописи Любы, все-все, и спрячьте подальше, никому их не отдавайте! Позвоните мне, когда будете готовы. Обещаю вам помощь в их издании. Вы, как наследница Любы, будете иметь полное право заключать договора с издательствами.

– Лиза, но вам-то это зачем? – тихо плакала закутанная в черную шаль Лора, прислонившись к дверному косяку, словно не будучи в состоянии стоять на ногах. – Сейчас мало кто издает стихи… Разве что Володя Северцев это делал, причем за свой счет. Хороший был человек, почти святой!