Фридрих Незнанский - Когда он проснется

– Будем сидеть до тех пор, пока не позвонит. Вопросы есть?

Грязнов принял такой грозный вид, что Люба старательно закивала.

– Имей в виду, без фокусов. Ты статью уже имеешь – за организацию притона. И от меня зависит, что тебе еще припаяют. Ясно?

– Ясно, ясно, миленький, – заплакала Люба, – не губи, красавец. Что хошь отдам.

Она запустила руку в необъятный бюст, похожий на два больших кома подоспевшего дрожжевого теста, долго рылась и достала большую пачку долларов.

– Ты никак хочешь еще одну статью получить? – сердито отреагировал Грязнов.

– Да что ты, – замахала руками опытная бандерша, – обижаешь. Нешто я правил не знаю? Оформи как добровольную сдачу материальных ценностей…

Грязнов засмеялся:

– Соображает… Короче, как договорились. Говоришь с Михасем как обычно. И виду не подавай, что здесь кто-то посторонний.

– Да, да, соколик, – испуганно говорила Люба, – даже не сомневайся.

– Гляди у меня… – погрозил пальцем Грязнов.

Внезапно одна из дверей открылась и в зал вошла совершенно голая заспанная девушка с пустым стаканом в руке.

– Мам Люба, что такое, – зевая спросила она, – что за шум?

Она огляделась и, увидев омоновцев, недовольно скривилась:

– Что, опять из отделения?

И, не замечая отчаянных знаков, которые подавала ей Люба, поинтересовалась:

– А где Леонид Карпович?

– Идите к нам, девушка, – позвал ее Турецкий, – вы, я полагаю, хотите выпить?

– Угостишь, – профессионально подмигнула девушка, – выпью.

– Гыть в комнату! – шикнула Люба. – Пошла вон!

– А что такое? – непонимающе пожала плечами та. – Разве это не из отделения?

– Вон! – заорала Люба.

Девушка испуганно убежала, тряся аппетитными ягодицами.

– Что ж вы так грубо с персоналом, Мама Люба? Правда, судя по тому, что вы «Мама», это, наверное, ваша дочь? – издевался Турецкий.

В этот момент зазвонил телефон.

– Алло, – сказала Мама Люба, взяв трубку, – да… Мишенька, здравствуй… да… да… хорошо… у нас все нормально… На кого ж вы нас оставляете, Михаил Семенович?… Слушаюсь… Все будет как надо, не беспокойтесь… Ничего… Нормальный голос… Как всегда… Счастливого пути, Михаил Семенович…

– Ну, – разом воскликнули Турецкий и Грязнов, когда она положила трубку.

– Сказал, что не будет его некоторое время. Что уезжает он.

– Куда – не сказал?

– Нет.

– Гляди… Мы все равно разговор записываем.

Грязнов набрал номер Петровки.

– Грязнов… Да, слышали… Откуда звонили? Белорусский вокзал?.. Пришли туда подкрепление. Сейчас выезжаем.

Он повернулся к Любе:

– Ну-ка говори, какой из себя твой Михась?

– Ну молодой, лет тридцати, может, трошки постарше. Лысенький, невысокий…

– Как одевается?

– В дорогом пальто, в черной кожаной кепке ходит. И как у него уши не мерзнут?

– Ладно, там разберемся. По коням, ребята!

– Звонок был из автомата в здании Белорусского вокзала, – говорил Грязнов, когда они уже были в машине, – я так полагаю, он туда приперся не для того, чтобы просто позвонить. Наверняка он собирается умотать.

– Может, в Европу? – предположил Турецкий.

– Может. Я так думаю, у него документы фальшивые. И он не хочет в аэропорту светиться. А здесь – езжай, не хочу. Нашим пограничникам сунет, полякам. Они хрусты ох как любят! А может быть, просто через Белоруссию в Львов намылился. В любом случае нужно поторопиться, как сказали в справочной, следующий поезд, на Могилев, отходит через полчаса.

Несмотря на раннее утро, Белорусский вокзал был полон. Потоки людей шли от подходивших к перрону электричек, другие, состоявшие из гораздо более нагруженных пассажиров, – от поездов дальнего следования. В устье перрона, там, где начинался красивый узорчатый дебаркадер, встречные потоки перемешивались между собой, образовывая ужасную давку. В воздухе слышались русские и белорусские ругательства. Черные гранитные Маркс и Ленин печально взирали на происходящее со своих постаментов.

Чтобы отыскать здесь кого-то, нужно быть по меньшей мере Кашпировским, подумал Турецкий, когда они оказались в этом человеческом водовороте. Дорогое пальто, кожаная кепка… Здесь по меньшей мере пара сотен наберется, одетых таким образом.

Они направились к табло. Могилевский отходил через пятнадцать минут, на Варшаву через полчаса, в Минск через сорок пять минут. На Гродно через час десять. Потом еще один варшавский и экспресс в Смоленск.

– Ну что, Слава, как будем его искать? – без всякого энтузиазма спросил Турецкий.

– Сейчас приедет дежурная оперативная бригада, – ответил Грязнов, – ребята прочешут весь вокзал.

Однако и в голосе Славы сквозило сомнение.

Через несколько минут прибывшие оперативники рассредоточились по вокзалу.

– И что, будем задерживать всех, кто в пальто и кепке?

– Во всяком случае, будем проверять документы.

Турецкий покачал головой.

– И что будем искать в паспорте? Михась, в скобках – «батька». Так, что ли?

– Ну почему, – возмутился Грязнов, – Михаил Семенович. Я думаю, если будет совпадать внешность и имя-отчество, можно задерживать до выяснения личности.

Они прохаживались по площадке перед перроном, глядя на толпу двигавшихся во всех направлениях людей. Да, обнаружить здесь кого-либо почти невозможно.

– Нет, Слава, не найдем мы никого. Даже с помощью оперативников, – качал головой Турецкий.

– Что ты предлагаешь?

– Нужен человек, который видел Михася.

– Что, бандитов из ДПЗ вызывать?

Турецкий покачал головой:

– Нет. Он могут специально не узнать.

– Мама Люба?

– Тоже не подходит.

– Тогда кто?

– Оля Мартемьянова.

Теперь Грязнов качал головой:

– Ее только что вызволили из плена. Она пережила сильнейший нервный стресс. Кто возьмется уговаривать ее отца отпустить на опознание преступника?

– И такой человек у меня на примете есть, – улыбнулся Александр Борисович.

Нет, все-таки каждое событие в нашей несчастной жизни имеет как положительные, так и отрицательные стороны. Вот, например, занялся я делом Елены Мартемьяновой. Вроде бы никакой пользы я из него не извлек. Зато появилась уважительная причина некоторое время не ходить на работу, где я целыми днями выполняю тяжелую повинность – втолковываю людям то, что они сами прекрасно могут прочитать в любом юридическом справочнике. Адвоката ноги кормят: не будет бегать – не будет работы, не будет денег… Так что сидение в юрконсультации для адвоката – последнее дело. К тому же дело Мартемьяновой оказалось не совсем по моему сегодняшнему профилю, то есть почти не связанное с адвокатской поддержкой. Но это уже в прошлом. Вчера Мартемьянова была убита. Событие, безусловно, печальное. Даже трагичное. Однако прямым следствием вчерашнего убийства для меня оказалось то, что раз нет самой Мартемьяновой, то нет и ее дела. А это значит, что я не должен больше заниматься розысками ее дочери – это теперь будет делать следователь, Александр Борисович Турецкий. Думаю, сделает он это гораздо лучше, чем я.