Фридрих Незнанский - Когда он проснется

Некоторое время пришлось ждать, пока снова подадут трап и разгерметизируют дверь.

– Он наверняка летит первым классом, – сказал Турецкий.

И оказался прав. Среди немногочисленных пассажиров салона первого класса нам не составило большого труда найти Игоря Вересова, мирно читающего газету. Увидев нас, он покраснел, посерел и покрылся желтыми пятнами.

– Нехорошо, – покачал головой Турецкий, кладя руку на плечо Вересова, – нехорошо из больницы сбегать. Так и заболеть недолго. Пойдемте-ка еще подлечимся.

– Так, – сказал Александр Борисович, когда мы доставили Игоря Вересова в Управление по расследованию особо важных дел Генеральной прокуратуры Российской Федерации, – сейчас мы его допрашивать не будем. Против таких, как Вересов, факты должны быть железобетонными. Поэтому займемся-ка батькой Михасем. Правда, судя по паспорту, он оказался Наливайко Михаилом Игнатовичем, тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года рождения, холостым, прописанным в Москве по адресу: Средний Подкопаевский переулок, дом пять. Поедем туда. Только вот Славу нужно с собой взять.

Через некоторое время мы в сопровождении нескольких омоновцев уже ехали по указанному адресу.

В большой квартире нас ждала только старая мать Михася. Как нам ни не хотелось огорчать старушку, пришлось рассказать о смерти сына. Надо сказать, как ни странно, она не слишком-то расстроилась.

– Я так и знала, – прошамкала она вставной челюстью, – и сто раз говорила – остепенись, Миша. Хватит со всякой шпаной якшаться.

– А что вы знаете о его связях? – тут же спросил Турецкий.

Старушка махнула рукой:

– Вот у его дружков и спрашивайте. Они постоянно в его загородном доме гуляли. Я там всего несколько раз и была. Построил дворец, набил его всякой шпаной.

– А вы знаете, чем зарабатывал на жизнь ваш сын.

Старушка покачала головой:

– Не знаю и не хочу знать. Потому что честным трудом таких деньжищ, как у него, в жисть не заработать. Так что вы милиция, вы и разбирайтесь. Вот приехала с Украйны, надеялась на путь истинный сыночка направить. Ан нет, не получилось. Так что скоро еду обратно, на Львивщину. В огороде буду копаться, цибулю с бульбой растить. А ваша Москва мне вот уже где сидит.

Она выразительно провела ладонью по дряблой шее.

– Счастливого пути, бабуля. Только адресок загородного дома вашего сына не подскажете?

– Чего ж не подсказать. У меня записано даже.

Она порылась в потрепанной записной книжке и ткнула узловатым пальцем в одну из записей:

– Вот.

На странице значилось:

«Ленинградское шоссе, пятнадцатый километр, первый поворот направо после указателя».

– Там забор высоченный, сразу увидите, – напутствовала нас бабка, – и домина огроменный.

Я вспомнил, как Маша сравнила дом «Владимира Максимовича» с Большим театром.

Через сорок минут мы были на месте. Забор действительно оказался очень высоким.

– Будем брать штурмом или как? – поинтересовался Турецкий.

– Нужно поставить людей у каждого из выходов, – сказал Грязнов, – наверняка в доме кто-то есть.

Через минуту омоновцы стояли у всех трех ворот в заборе.

– А вот теперь можно и постучать.

Грязнов нажал кнопку переговорного устройства рядом с главными воротами.

– Кто там? – раздался голос.

– Открывай, милиция, – устало ответил Слава.

– Чего надо? – грубо ответил голос. – Хозяина нет.

– И не будет. Никогда больше.

– Как это?

– А так. Убили хозяина твоего. Так что ты теперь бесхозный.

В динамике замолчали, потом щелкнул автоматический замок.

– Проходите.

В доме оказалось пять человек охранников. Наверняка некоторых из них узнает Маша Пташук…

Мы перерыли весь дом и нашли много интересного. Во-первых, целый арсенал оружия – батька Михась смог бы выдержать многодневную осаду, если бы, конечно, захотел. Несколько автоматов, большое количество патронов, три пистолета, станковый пулемет, две снайперские винтовки «Ремингтон» (кстати, не из этой ли серии та, из которой застрелили Мартемьянову?), гранаты, противотанковые мины, несколько гранатометов… В тайнике мы нашли полтора килограмма белого порошка, попробовав который Турецкий сразу определил – кокаин.

Но самая главная находка ждала нас в сейфе Михася. Несколько больших канцелярских книг, в которых расписывалось, сколько и когда получено живого «товара» с Украины, кому отправлено, сколько денег заработано. Это была целая бухгалтерия. Дело батьки Михася явно имело большой размах. И приносило большие доходы. И самое главное – в книгах имелись адреса и телефоны бесчисленных мелких борделей, в которые Михась поставлял украинских девушек. И не только борделей – фирм, отправляющих «танцовщиц» и «официанток» в Турцию, на Кипр, в Европу…

– Да, – приговаривал Грязнов, листая книги, – это настоящий клад для наших коллег из РУБОПа.

И еще одну любопытную вещь обнаружили мы в сейфе. Визитные карточки многих высокопоставленных чиновников. В том числе Анатолия Хрыжановского. И его помощника Игоря Вересова…

– Это еще ни о чем не говорит, – заметил Турецкий, – у меня тоже дома целая коробка визиток. А я этих людей даже не знаю.

Уже совсем стемнело. Мои часы показывали половину девятого вечера. Люди Грязнова задержали охранников Михася, опечатали дом и сели в машину.

– Ну что, – резюмировал Турецкий, – считаю, что сегодняшний день прожит не зря. Хорошо бы успеть сегодня Вересова допросить.

Вдруг зазвонил мой мобильник.

– Юрий Петрович?

– Да, я.

– Это Валерий Николаевич Мартемьянов. Добрый вечер. Я должен сообщить вам одну очень важную вещь.

– Я вас слушаю.

– Примерно неделю назад Лена отдала мне небольшой сверток. И сказала, что если с ней что-то случится, чтобы я передал его правоохранительным органам. Честно говоря, я поначалу забыл о нем. Но только что вспомнил. Если вы заедете, то я вам его передам.

– Хорошо, Валерий Николаевич. Мы сейчас будем.

Турецкий и Грязнов вопросительно посмотрели на меня.

– Есть важная информация. Едем на Рублевку.

В свертке оказалась видеокассета. Забрав ее у Валерия Николаевича Мартемьянова, мы с Турецким и Грязновым поехали в Генпрокуратуру.

– Я член Украинского народного фронта.

Так начиналась эта кассета. Просто голос и белый фон.

– Я имел возможность произвести эту видеозапись при помощи небольшой камеры, встроенной в фуражку. Я не могу больше молчать о темных махинациях руководства моей организации. И лидеров вашего парламента. Я решил передать эту запись вам, Елена Александровна, потому что считаю вас порядочным и честным человеком, хорошо относящимся к Украине и к украинцам. Верю, что вы как надо используете эту запись.