Ольга Завелевич - Бриллиантовый шепот

Петя между тем продолжал свой трагический рассказ. Несколько раз Корунов давал ему попить, обтирал лицо мокрым полотенцем, предлагал отдохнуть и продолжить завтра, но мальчик упорно тряс головой и продолжал говорить. «Может и лучше. Ему надо выговориться, не держать весь этот ужас в себе. Потом станет легче», – решил Сергей Георгиевич и продолжал внимательно слушать, изредка гладя ребенка по голове.

После смерти родителей, Петя попал в детский дом. Было и еще одно название у таких заведений «Детские дома для морально – дефективных детей». Ведала этим делом ЧК, одно название которой уже начало наводить ужас на обывателей. Методы воспитания и опеки в данных заведениях были соответствующие.

Колонии располагались в бывших усадьбах и монастырях. Петя попал туда зимой, в самые морозы. В комнатах не топили: не было дров. Жалкие запасы, сделанные летом, шли на отопление комнат начальства и воспитателей. Туда же уходила скудная еда, выделяемая воспитанникам. Но даже не это было самым тяжелым. Беспризорных отлавливали везде: на вокзалах, рынках, улицах, подвалах и чердаках. Это были не только дети, потерявшие родителей, но и малолетние бандиты, уже хорошо усвоившие законы воровской жизни. Некоторым из них было и больше восемнадцати, они успели побывать в бандах и специально занижали свой возраст, чтобы избежать расстрела за бандитизм. Их тоже отправляли в колонию «на перевоспитание», где они и устанавливали уголовную вольницу и свои порядки. Младших воспитанников нещадно избивали, отбирали жалкие крохи еды, которую выдавали детям, чтобы не умерли с голоду, заставляли воровать. Ворованное сдавали старшим. Ослушников снова били, проигрывали в карты. Именно поэтому Петя попался вчера на базаре. Он не умел и не хотел воровать, но голод и побои сделали свое дело. Начальство смотрело на все сквозь пальцы.

– Небось свою долю тоже имели, сволочи! – сквозь зубы прошипел Корунов.

Выдержка на минуту изменила ему, но он быстро взял себя в руки. Дослушав до конца жуткий рассказ, он прижал к себе мальчика, вытер ему лицо и сказал:

– Все, Петр. Теперь все позади. Ты будешь со мной и я сумею тебя защитить. Спокойной жизни я тебе не обещаю, возможно нам с тобой придется уехать из Москвы, но один ты не останешься и не в какую колонию больше не попадешь Сейчас отдыхай, набирайся сил, они тебе скоро понадобятся.

Полковник даже не предполагал, насколько скоро.

Опасаясь встречи с рыночной красоткой и не желая оставлять Петю одного, пока тот окончательно не оправится от пережитого, Сергей Георгиевич снова обратился к помощи дворничихи. Опять некоторое количество привычных и любимых домашних вещей превратилось в хлеб, картошку и папиросы.

Сумерки тихо вползали в комнату. Петя дремал на диване. Сергей Георгиевич докуривал очередную папиросу. «Ну так что, господин полковник? Ваше решение?» – разговор сам с собой он вел уже давно, временами ему казалось, что он сходит с ума.

Остаться – значит, вероятнее всего, угодить в ЧК и сгинуть, оставив Петю сиротой во второй раз. Он понимал, что повторного такого испытания мальчик не выдержит. Согласиться сотрудничать с большевиками – этого не выдержит сам полковник Корунов. Бежать на Дон – огромный риск, а с ребенком и вовсе безнадежное предприятие.

Сергей Георгиевич не заметил, как совсем стемнело. Тягостные размышления прервал осторожный стук в дверь. «Ну вот и все, опоздал… Петя опять в детдом…» – мелькнуло в голове.

Он рывком вскочил со стула. Петя проснулся. Стук повторился на этот раз громче.

– Это за мной? Я не хочу к ним…

– Тише, Петенька. Это не за тобой, ведь никто не знает, что ты у меня. Это, наверное, дворничиха. Я просил ее кое-что купить, – успокоил мальчика Корунов.

«Черный ход… нет не годиться… Наверняка они об этом позаботились. Что-то стук слишком тихий, может, действительно дворничиха? Надо проверить… – голова работала четко. – Ладно, в конце концов, все равно выбора нет. Петю жалко очень».

Он подошел к двери.

– Кто?

– Сергей Георгиевич! Откройте! Это я, Мищенко…

Фамилия показалась смутно знакомой, но Корунов не мог вспомнить, где он ее слышал.

Полковник распахнул дверь. Перед ним стоял человек в кожанке, перетянутой портупеей. Так и есть! Арест! Любимая одежда чекистов уже становилась известна гражданам. Но пришедший был один.

– Войти разрешите?

Корунов посторонился и пропустил ночного гостя в прихожую.

– Не узнаете, господин полковник? Мищенко я… В 15-ом вы меня к жене отпустили…

И тут Корунов вспомнил. Это было накануне большого наступления. Все увольнительные и отпуска в армии были отменены. Он, в сопровождении офицеров, объезжал позиции, проверяя готовность полка. Внезапно, так что никто и опомниться не успел, прямо под копыта его лошади бросился солдат. Испуганная лошадь шарахнулась в сторону, Корунов едва удержался в седле. Солдата тут же схватили и хотели увести, но полковник остановил людей и спросил:

– Кто такой?

Ему доложили:

– Рядовой такой-то роты Мищенко.

– В чем дело?

– Жена… Ваше высокоблагородие… Милости прошу…

– Да объясните, наконец, кто-нибудь связно, что это с ним?

– Жена у него умирает, а отпустить попрощаться нельзя – приказ, – хмуро объяснил один из офицеров, – целый день вот так за всеми подряд ходит.

Что произошло с ним в тот момент, когда он взглянул в безумные глаза Мищенко, Корунов и сам не знал. Почему он, военный до мозга костей, нарушил приказ – полковник не смог бы ответить. Видимо, какая-то высшая сила двигала им в тот момент. Он и предположить не мог тогда, что этот поступок спасет жизнь не только ему, но и Пете.

– Двое суток отпуска! – отрывисто приказал полковник. – Не обсуждать! – рявкнул он, видя вытянувшиеся лица своих офицеров.

Этот поступок мог стоить ему погон. К чести офицеров, никто не донес о его решении вышестоящему начальству. Только ротный перед отъездом Мищенко вызвал того к себе и пригрозил:

– Ежели через 48 часов не вернешься, полковника под суд отдадут, а тебя я и под землей найду и лично расстреляю.

Мищенко вернулся вовремя.

Теперь он стоял перед полковником и неловко мял в руках кожаную кепку.

– Господин полковник! Сергей Георгиевич! То, что вы тогда для меня сделали… Жена-то померла, но хоть простился с ней по-человечески! Любил ее сильно… А теперь вот в ЧК. Вы не думайте обо мне плохого, я помочь вам хочу. В списках вы… Дворник донес… Ночью придут. Уезжайте скорее из Москвы, только не говорите никому обо мне – посадят меня за то, что предупредил вас.

С этими словами посетитель поклонился и выскользнул за дверь. Полковник вернулся в комнату.

– Вот что, Петя, – обратился он к испуганному мальчику, – надо нам собираться и уезжать.