Ольга Завелевич - Бриллиантовый шепот

Странное это было время для учебы. Казалось бы, пришел вчерашний школьник учиться, сдал серьезные экзамены, потратил массу сил, времени, учил, зубрил, ночи не спал. Теперь сиди в аудитории, слушай лекции, посещай семинары, выполняй задания, словом, получай профессию, которая будет кормить тебя в жизни, а если хорошо выучишься, то и хорошо кормить. Но не тут то было! Передовые идеи, митинги и протесты, в отличие от профессиональных знаний, почему-то почитались в университетах наиважнейшим делом. Слушать лекции ретроградов-преподавателей – проявление дурного тона, преклонение перед начальством, за это презирали. Посещать надо лекции прогрессивных наставников – тех, что использовали университетскую кафедру для пропаганды политических взглядов – вне зависимости от уровня их преподавания. Такие лекторы пользовались истерической любовью, им аплодировали, как в театре. Они громили и призывали, подписывали петиции и лично отвозили их в министерства и ведомства, уходили из университета в знак протеста громко хлопнув дверью. Потом, правда, возвращались, поддавшись уговорам студентов, а более, – скандалам и жалобам своих домашних, которым хотелось обедать в ресторанах и заказывать платья у французских модисток. Гремучая смесь жажды дешевой популярности, с одной стороны, и молодой неустойчивой психики, с другой, давала плачевный результат. Масла в огонь подливали и старшие товарищи, «вечные студенты», – отчисленные из университетов, иногда побывавшие уже в ссылках. Драгоценное время уходило на демонстрации, сходки, разбирательства в полиции. И если недоучившиеся философы, историки, адвокаты в конце концов не представляли угрозу для человека, а только, как показало будущее, для общества, то врач-недоучка мог отправить в мир иной конкретного пациента. Разумеется, радикальных позиций придерживалось меньшинство, но оно было горластое, агрессивное и, как пена в мутной воде, всегда держалось на поверхности. За такими студентами шла толпа сокурсников, которым очень хотелось побузить, быть не хуже других, следовать моде.

Бельский, поступив в университет, довольно быстро разобрался в ситуации и, вопреки повальному увлечению, начал учиться со всей серьезностью, которую вкладывал в любое дело, будь то учеба, дружба или ухаживание за барышнями. Спокойный, основательный, он держался в стороне и от разгульных студенческих компаний и от борьбы за всеобщее счастье. Будущий врач, всегда отличавшийся независимым нравом, справедливо полагал, что пролетариат прекрасно обойдется без его петиций и воззваний, а вот без его врачебного умения – вряд ли. «Ребята, извините, – отвечал он очередным спасителям народа, – мне надо заниматься, а то отрежу вашему труженику что-нибудь лишнее, так ни одна демонстрация потом не поможет». Вследствие такой позиции, он не пользовался авторитетом у своих бурлящих гормонами и передовыми идеями товарищей, зато закончил университет с отличием и начал работать в московской больнице под руководством известного профессора, который возлагал на своего молодого коллегу большие надежды.

После окончания университета Павел женился. Лидочка Бельская, живая и остроумная девушка, только окончила гимназию, была отличной хозяйкой, никакими течениями не увлекалась, а из всего человечества для нее существовали только Павел и два их сына: Григорий и Петя. Это не значит, что Лидия Петровна была нелюдима. Напротив, их небольшая квартира на Страстном бульваре всегда была полна гостями. Утром забегали Лидины подружки по гимназии похвастаться новой шляпкой, обсудить последнюю премьеру в театре, поплакаться о неудачном романе. После уроков начиналось нашествие Гришиных друзей, которые закрывались в его комнате и бурно обсуждали планы походов к Северному полюсу или путешествий по Амазонке. Порой эти обсуждения заканчивались разбитыми носами или разорванной одеждой, но Лидия Петровна не ругала спорщиков, вытирала кровь, зашивала прорехи, приносила бутерброды и вновь воцарялся мир. Маленький Петя сидел, разинув рот, и слушал, разражаясь ревом каждый раз, когда мама пыталась вытащить его из комнаты брата.

Вечером, пару раз в неделю, приходили коллеги и друзья Павла Спиридоновича. Чай в столовой под лампой с абажуром, неторопливые разговоры о том о сем. По негласному уговору, старались не касаться медицины, политики и положения внутри России. Хозяин дома прекрасно знал, что в спорах рождается не истина, а обида и даже вражда. Среди его друзей были люди разных взглядов, разного жизненного опыта, что не мешало им быть приятными собеседниками, дельными специалистами, и Бельский не хотел разрушать установившиеся между ними дружеские отношения. После чая «расписывали пулечку», как любил приговаривать известный в Москве детский врач, холостяк, неисправимый донжуан и любитель вкусно поесть.

В русско-японскую войну Павел Спиридонович был ранен. Как истинный врач он был на передовой, в самых горячих местах, помогал раненым прямо на поле боя, частенько сам вытаскивал их из-под огня. Вылечился и вернулся на работу в московскую больницу.

Зотов часто бывал у них в гостях с первой женой Машей и сыном Николаем. К этому времени сам Зотов, не блиставший в науках, но имевший пронырливый ум и золотые руки, уже унаследовал дело своего деда, расширил его и процветал. Жена родила ему и дочь Лизу, но вскоре умерла. Иван Николаевич не сильно переживал. Вокруг него всегда вились дамы, привлеченные его щегольской внешностью, обходительностью и толстым бумажником. Перед Первой мировой войной он вновь женился. Бельские несколько раз принимали его с молодой женой, но ответные визиты старались сократить – Лидии Петровне новая супруга Зотова не нравилась, как, впрочем, и он сам.

Вторая жена Зотова, Наталья Васильевна, или Нэта, как она себя называла, было особой весьма своеобразной. Она не была злой или грубой, даже пыталась первое время наладить какой-то быт в доме и подружиться со своими приемными детьми, но все это ей быстро надоело. Молодая женщина воспринимала жизнь как театральное представление и все время подыскивала для себя подходящую роль в нем. Роль мачехи-ангела, заменившей несчастным сироткам мать, быстро приелась, и Наталья Васильевна примерила на себя роль светской дамы, музы и покровительницы художников, поэтов, артистов. Эта роль показалась барышне, выросшей в провинциальной купеческой семье, более выигрышной и интересной.

Нэта организовала у себя в доме «салон» и принимала по определенным дням творческих людей. Правда поэты и художники, посещавшие ее салон, были пока непризнанными, а актеры – из разряда «кушать подано», и всех их привлекали, в основном, дармовая выпивка и закуска, а также сплетни и скандалы, дающие изрядную рекламу, но это не смущало новоявленную «львицу». Главное – Наталья Васильевна блистала. «Модернизм», «футуризм» и прочие «измы», спектакли, выставки, модные судебные заседания, на которые ходили как на вернисажи, занимали ее с утра до вечера. Но женщина была отнюдь не глупа. Быстро и охотно заводя новые знакомства, она особенно привечала в свой салон дам, чьи мужья и любовники имели отношение к военным поставкам. Деньги в этой среде крутились немеряные. Беседуя о бренности земного, самоубийствах и предчувствии скорой смерти, дамы меняли туалеты и драгоценности с завидной частотой. Практичная купеческая дочка незаметно и ненавязчиво рекламировала им изделия своего мужа, что очень радовало Зотова, чья ювелирная торговля достигла своего расцвета во время войны. Согласие царило в доме Зотовых. Благостную картину несколько портил только Николай. Он терпеть не мог мачеху и не скрывал этого.