Татьяна Коган - Только для посвященных

– Папа придет?

– Нет, не придет. Он теперь на облаках.

– Почему? Он меня не любит?

– Очень любит. И очень скучает. Но прийти не может.

– Почему? – не унимался ребенок. – Почему не может?

Лиза не знала, как ответить на этот вопрос. Отделывалась расплывчатыми фразами и переключала внимание дочери на новую игрушку. Только время могло успокоить тревогу ребенка. Но время текло медленно.

И все-таки зима закончилась. Первые дни весны выдались на удивление теплыми и солнечными. О папе дочь не спрашивала уже неделю, и Лиза вздохнула с облегчением. Самый сложный период миновал. Из правоохранительных органов больше не звонили и не вызывали на допросы. Вероятно, окончательно отмели версию о причастности жены к убийству мужа. Внятными результатами следователи похвастаться не могли. Судя по всему, это преступление станет одним из многих нераскрытых. Ребята славно постарались.

Лиза не созванивалась с друзьями уже месяца четыре, если не больше. Интересно, как там они? Хотелось встретиться, поговорить, узнать новости… Макс, поди, изнывает от желания рассказать подробности… Надо будет его сразу пресечь: она не хочет ни слова слышать об убийстве. Лиза до сих пор со страхом вспоминала тот ужасный день, когда едва справилась с нахлынувшими эмоциями. Незачем искушать судьбу ненужными деталями.

Задумчиво посмотрела на телефон. Вдове следует соблюдать траур в течение года, – не надевать драгоценностей, не посещать увеселительных мест, редко принимать гостей. Лиза не против соблюдения этих условностей, особенно когда нужно изображать скорбь, дабы не вызывать лишних подозрений. Но разве звонок другу нарушит ее «печаль»? Взяла мобильный и набрала Джека.

– Елизавета! – обрадовался тот. – Я соскучился.

– Лживое животное, – беззлобно сказала Лиза. – Я тоже соскучилась, хотя и погрязла в делах. Как ты?

– Я-то хорошо. А ты как? Такое горе у тебя.

– Я держусь. Хотя хрупкой женщине остаться одной во враждебном мире – испытание жестокое. Очень не хватает сильного плеча рядом.

– Ты не одна. У тебя есть друзья, готовые утешить и морально поддержать. Если тебе нужно плечо, можешь воспользоваться моим.

– Это очень лестное предложение, но я скорблю по мужу и о других плечах думать просто не в состоянии, – продолжила игру Лиза. Вряд ли ее телефон прослушивался, но подстраховаться будет не лишним.

– Может, нам пересечься где-нибудь? Я бы лично выразил соболезнования. Будет ли уместно пригласить тебя в гости? – осторожно поинтересовался Джек.

– Думаю, да. Мне нужно отвлечься. А дружеская беседа – самый простой способ забыть о проблемах.

– В таком случае завтра? В районе восьми?

– Договорились. Передавай привет всем.

– Непременно, – Джек попрощался и положил трубку.

Лиза улыбнулась. Вот чего ей не хватало долгие месяцы – преданного друга, который понимает тебя с полуслова.

После внезапного звонка Лизы Иван Кравцов почувствовал необычайный прилив позитивности. Вынужденная пауза подходила к концу, и вскоре компания вновь обретет работоспособность. С января друзья почти не встречались. Пару раз Макс вытаскивал Джека на стриптиз, да с Глебом однажды пересеклись у спортзала. Товарищ выглядел понурым и, похоже, был не рад случайной встрече. Все еще переживал по поводу убийства. Джек пригласил приятеля в бар, где можно было спокойно побеседовать, но тот отказался, сославшись на безотлагательные дела.

Разумеется, никаких дел у Глеба не было. Он бессознательно избегал общества людей, ставших свидетелями его морального падения. Наивно полагал, что если ограничит общение с друзьями, то быстрее простит себя, вычеркнет из памяти совершенное преступление. Подобное бегство – ошибочная тактика. Решить проблему можно лишь повернувшись к ней лицом, пережив заново, испытав сопровождающие ее эмоции. Лишь размышляя над проблемой, можно докопаться до причин и найти способ борьбы с душевным дискомфортом. К сожалению, эту полезную информацию донести до Глеба ему не удалось. Он наскоро пожал Джеку руку и поспешно ретировался. Не догонять же его.

Джек вспомнил морозный январский вечер, когда они стояли под домом, ожидая появления супруга Елизаветы. Напряжение сковывало мышцы, пульс выдавал не меньше ста пятидесяти ударов в минуту, волнение накатывало удушливой волной. Но это было приятно. Вместе с адреналином выделялись эндорфины, и Джек едва сдерживался, чтобы не улыбаться во все зубы. Давненько он не испытывал столь мощного драйва.

В общем-то, его роль в предстоящей операции была не слишком значительна – он специально разыграл неспособность владеть оружием. На самом деле проблем с меткостью у него не было – в тире он всегда выбивал десять из десяти. Однако становиться убийцей в его планы не входило. Он прекрасно знал себя и предусмотрительно оберегал свою психику от возможных травм. Зачем обрекать себя на сильнейший стресс, с которым придется бороться не один месяц, если можно свести его к минимуму? Даже дипломированному психотерапевту понадобилось бы немало усилий, чтобы избавиться от негативных эмоций. Поэтому Джек поступил умно: максимально уменьшил свое участие в мероприятии. Ровно настолько, чтобы его настроение не омрачалось страхом и чувством вины.

По отношению к товарищам это было не совсем порядочно. Но выбирая между порядочностью и собственным спокойствием, Джек предпочел второе. В конце концов, друзей у него трое, а он у себя – всего один. Впрочем, Макс от его лукавства не пострадал совершенно. Он возомнил себя современным Робин Гудом, защищающим честь женщины. Удобная позиция. В находчивости ему не откажешь. Придумал убедительные оправдания преступлению – и обеспечил себе душевный покой. А еще и плохо скрываемую гордость. В стрип-клубе, куда они наведались как-то вечером, Джек всячески подпитывал правильный настрой товарища.

– Интересно, как там Елизавета сейчас? – спросил он. – Наверное, счастлива.

Макс самодовольно усмехнулся:

– Точняк. Много ли бабе для счастья надо? Девять граммов в сердце, и все путем.

– Скажите, господин Гладко, что вы чувствовали, когда стреляли в живого человека? – Джек вытянул руку с воображаемым микрофоном.

– Когда я стрелял в живого человека, то чувствовал отдачу, – заржал Макс и подмигнул стриптизерше. Та живо отреагировала на внимание и подползла к краю сцены, пластично изгибаясь. Бросила на Максима призывный взгляд, облизала пухлые губы. Несколько минут Гладко созерцал ее страстный танец, иногда поощрял девицу крупными купюрами, виртуозно засовывая их в крошечные трусики. Утратив интерес к фаворитке, повернулся к товарищу:

– Извини, старик. Отвлекся. Я тут, знаешь, подумал о Глебе. Он ведь больше всех выступал против Лизкиной затеи. А как сработал! Я еще сообразить не успел, а он уже водилу загасил. Зря Лизка наезжала на Глеба. Видишь, как он расстарался. Я ему звонил недавно, но он трубу не взял.