Сергей Дигол - Утро звездочета

— Откуда ты…

— Слушай внимательно, — говорит Кривошапка тихим и цепким голосом. — Почему ты здесь, ты можешь не узнать, даже если займешь место Мостового и получишь государственную награду. Я же знаю это потому, что знаю про твой полип, о котором ты сам не в курсе. Устраивает тебя такое доказательство?

Я отвечаю хмурым молчанием.

— Отлично, — кивает он. — Шила в мешке не утаишь, но за разглашение информации, которую ты сейчас узнаешь, меня должны убить. Не могут, — поднимает он палец, — а обязаны. Живьем закатать в фундамент одного из небоскребов Делового центра на Пресне.

— Тогда и меня придется…

— Безусловно. Только тебя пришьют прямо здесь. Ну, там, как обычно — перепутают ампулы, а в заключении напишут что-то очень почетное. «Несмотря на все усилия врачей, в результате последствий перенесенной травмы, несовместимой жизнью…». Как-то так. И все же я хочу, чтобы ты знал.

Нужно ли мне это знать, Кривошапка не спрашивает.

— Директор ФСБ, — переходит он еще на полтона ниже, — некоторое время назад получил письмо по электронной почте. Письмо необычное, а по содержанию — немыслимое. Автор не подписался, но потребовал от Бортникова немедленно уйти в отставку. В противном случае грозил действиями, которые поставят на уши всю страну. Ну, то есть, по сути дела, письмо — лоховская разводка, голимое гопничество. Если бы не одно «но». Письмо пришло на прямой и закрытый адрес Бортникова, известный только руководству страны и генералитету ФСБ. Стали проверять. Оказалось, письмо отправлено со служебного компьютера одного из очень больших эфэсбешных начальников, можно сказать, с компьютера одной из правых рук директора. Естественно, допросили. Конечно, он все отрицал, да и не было причин ему не верить. В момент отправки письма его не было в кабинете. Там вообще никого не было, в этом кабинете, кроме включенного компьютера. С тех пор все компьютеры в ФСБ работают только в присутствии хозяев. Я не врубился в эти тонкости, в конце концов, я не программист, но выглядело это так, будто компьютер сам по себе выполнял команды и отправлял письмо со своего адреса, а руководили им совсем из другого места. В общем, высший пилотаж хакерства, так я понимаю. И что совсем уж интересно, так это то, что скандальный взлом секретного, в общем, компьютера, не напугал руководство. Они решили, что имеют дело с правонарушением технологического характера, стали московских хакеров кошмарить. И прозевали момент, когда началась катастрофа. Следишь за мыслью? — спрашивает он, когда я уже готов вслух назвать происходящее бредом.

— Так вот, — продолжает он в ответ на мой кивок. — Они увлеклись обстоятельствами, в которых создавалось письмо, но игнорировали главное. Угрозу. А ее привели в действие. Подсказать, где и когда?

Я мотаю головой, но Кривошапка расшифровывает мой жест правильно — я понятия не имею, о чем это он.

— Карасин, — подсказывает он. — Первое звено цепной реакции. После этого остальные убийства были лишь вопросом времени. Хотя и это они профукали, а ведь обязаны были проанализировать… Кстати, будь готов к тому, что на новой должности сразу столкнешься с висяком, который никогда не раскроешь. Да, я об убийстве Карасина.

— Оно же вроде теперь раскрыто.

— Убийство Карасина будет выведено за пределы дела о звездочете, — говорит Кривошапка. — Скорее всего, его придется на кого-то повесить. Ну, на кого оно, с огромными натяжками, но все же налезет, — усмехается он. — Потому что…

Он снова оглядывается.

— Эфэсбешники, конечно, халтурщики редкостные. Понимаешь, убийство Карасина в принципе невозможно раскрыть. Нет, конечно, можно, но известных методик недостаточно. В общем, его убили — извини за детскую терминологию — по секретным методикам ФСБ. Соответственно, для остальных это выше понимания, в том числе и для профессионалов вроде нас. Но я сейчас не об этом, — поднимает он руку, словно пытаясь задержать мое внимание. — Я о том, что ФСБ обязано было понять, что имеет дело с собственными секретными разработками. Которые кто-то взял и применил, не имея на то никаких полномочий.

— Дело-то мы расследовали, — напоминаю я.

— Что ты говоришь?! — иронично восклицает Кривошапка. — То есть, да, конечно, — теперь будто соглашается он. — Это так же естественно, как и то, что ФСБ было в курсе всего, начиная со дня убийства. Уже потом, когда всплыла эта машина с мигалкой — ну, ты слышал от Горбунова, — машина в дачном поселке, которой в дачном поселке не было. Вот тогда они встрепенулись. Только поезд уже ушел, вернее, пошел. О том, что это не шутка, им дали знать именно убийством Карасина. Намекнули использованием внутренних секретов. Остальных шлепали, не стараясь. Одного повесили, для других привлекли снайперов-асов.

Он замолкает, доставляя мне немало проблем. Самая большая из них состоит в том, что теперь мне надо говорить, а для этого нужно понять, какую игру он ведет.

— Я не понимаю, — говорю я, просто чтобы спровоцировать его на новый ход.

— Немного терпения, — спокоен и сосредоточен Кривошапка. — Достаточно быстро эфэсбешники спохватились. Катализатором стала машина с мигалкой, правда, поначалу подозревали халатность или подлог. Считали, что машина была неподалеку от места убийства Брауна, а датчики и камеры ошиблись, что, как сам понимаешь, говорит скорее о подлоге. Но тут подоспело третье убийство. Затем еще одно. В обоих случаях след машины со спецсигналом искали уже намеренно и не очень удивились, когда нашли. Ну и версия с внутренней махинацией отпала сама собой — слишком много у них механизмов регистрации машин, чтобы все они одновременно стали бы выдавать ложные данные. К тому времени серийные убийства знаменитостей уже стали основной версией, так что волей-неволей ФСБ пришло к исходному пункту. К убийству Карасина. Убийство, которое могли совершить считанные люди из ФСБ. Так цепочка сложилась окончательно. И началась она, как стало очевидно, даже не с убийства Карасина. С того самого письма Бортникову.

— Получается, — начинаю я, — Горбунов…

— …был прав, — перебивает Кривошапка, — когда утверждал, что кто-то пытается дискредитировать ФСБ фальшивыми машинами. Не сказал он одного.

— Что это делали сами эфэсбешники? — наступает моя очередь перебивать.

Кривошапка быстро справляется с волнением, но я срабатываю не хуже пресловутых датчиков в эфэсбешном гараже, успев засечь мелькнувшее в его глазах беспокойство. Я даже решаю перехватить инициативу, начать, если получится собственную игру.

Я выкладываю Кривошапке все, что знаю. Все, чем одарило меня мое озарение. Он слушает меня, не перебивая, но чем больше распутывается клубок моей версии — о собравшихся в бега утомленных народом правителях, — тем очевидней его прежняя уверенность в себе.