Рут Ренделл - Демон в моих глазах

– Я очень извиняюсь за это вторжение, но вынужден побеспокоить вас по вопросу оплаты вашей арендной платы. Ваша первая, так сказать, плата приходится на завтрашний день.

– Ах да, конечно, – сказал Антони. – Чек вас устроит?

– Обязательно устроит, вне всякого сомнения.

Пока Антони пытался разыскать свою чековую книжку, похороненную где-то между «Приобретенными рефлексами» Соколова и «Влиянием удовольствия на поведение человека» Штайна, Артур Джонсон жеманно помахал перед ним маленькой красной арендной книжкой и коричневым конвертом, на котором, очень тщательно, с большим вниманием к деталям, было напечатано: Мистер Антони Джонсон, Комната № 2, д. 142, Тринити-роуд, Лондон, W15 6HD .

– Вас не затруднит в будущем класть каждую пятницу ваш чек в эту книжку, а книжку – в этот конверт? А я потом буду забирать конверт у вас. Или вы можете оставлять его на столике в холле.

Антони кивнул в знак согласия и подписал чек.

– Слава богу, что полиция перестала нас мучить.

– До меня они вообще еще не добрались, – заметил Антони.

– Ну, конечно, ведь любой нормальный человек прекрасно понимает, что убийца – этот мистер Котовски. Говорят, что он сейчас в Южной Америке и его собираются экстрадировать.

– Ну что за бред, – произнес Антони грубее, чем ему бы этого хотелось. – Я во всем этом очень сильно сомневаюсь. Я ни на йоту не верю, что это сделал именно Брайан.

На предыдущей неделе Артур был слишком взволнован, чтобы заметить, что два раза по утрам почту забирал кто-то из других жильцов. Однако начиная с субботы он вновь занял свой постоянный пост у окна гостиной, чтобы видеть, как почтальон поворачивает из-за угла Камера-стрит, и успеть спуститься вниз к тому моменту, как он подойдет к их дверям. Женщина больше писать не будет. Она уже дважды получила по носу и больше рисковать не станет. Прошли вторник 19 ноября и среда 20 ноября. Это были критические дни, но пришло только письмо от матери Антони Джонсона из Йорка. Артур чувствовал себя гораздо спокойнее и расслабленнее, чем за все то время, которое прошло с 5 ноября. И хотя он с горечью заметил, что за последнюю неделю дважды свет из комнаты № 2 не освещал внутренний дворик по вечерам, но причины отсутствия Антони его радовали. Почти ничего из происходящего не проходило мимо Артура. Он видел, как темнокожая женщина приходила к ним в дом вместе со своим ребенком. Он видел, как она приходила одна. Иногда Артур наблюдал за тем, как тени от их силуэтов падали на зеленоватые плиты двора. И теперь, когда он увидел Антони Джонсона, готового к выходу с бутылкой вина под мышкой, Артур уже знал, куда он направляется. Хотя Артуру и не нравилась сама идея того, что светловолосый англичанин увлекся темнокожей женщиной, он понимал, что это отвлечет внимание Антони Джонсона от Бристоля.

Пятница, 22 ноября, выдалась холодной и сырой. Артур видел, как Антони Джонсон вышел из дома в половине девятого. Уинстон ушел через пять минут после него. Потом появилась Ли-Ли Чан. Она стояла у ворот дома под зонтом в форме пагоды и внимательно рассматривала машины, поворачивающие с Магдален-хилл на Тринити-роуд. Затем входная дверь захлопнулась с шумом, который бы сделал честь самому Дину, и Артур услышал, как платформы Ли-Ли Чан прогремели по ступеням. Артур отпер дверь и оставил ее закрытой на щеколду.

Девушка говорила по телефону.

– Ты сказал, что заберешь меня в восемь тридцать. Ты что, проспал? А почему ты не купишь себе будильник? Ах, ты бы не проспал, если бы я спала рядом? – Услышав такое, Артур поцокал языком. – Может быть, и дождешься, а может, и нет. Ну, конечно, я люблю тебя. А теперь приезжай поскорее, пока меня не вышвырнули с работы.

Без пяти девять за ней приехала машина – на этот раз это был старый, потрепанный фургончик. Артур спустился, чтобы забрать почту. На коврике ничего не оказалось, так что почтальон, по-видимому, еще не появлялся. Но, обернувшись, он увидел, что на столике, который вчера был совсем пустым, если не считать скидочных ваучеров, лежит пачка конвертов. Почтальон, должно быть, появился раньше, в то время, когда он подслушивал разговор Ли-Ли Чан. И китаянка сама положила почту на столик. Артуру прислали его новую кредитную карточку из «Барклайз», два письма были адресованы Уинстону Мервину – и, совершенно невероятно, на столике лежал конверт цвета лаванды со штампом Бристоль . Х. написала еще раз. Она что, никогда не остановится? Артур держал конверт кончиками пальцев на вытянутых руках, как будто тот вот-вот взорвется. Что же, он уже решил, что ни одно письмо из Бристоля не должно дойти до Антони Джонсона, и от своего решения не откажется. Лучше уж сразу сжечь это письмо, так же, как он сжег предыдущие. И тем не менее… Артур почувствовал страх. Неизвестно, заметила ли конверт Ли-Ли, которая подняла почту с коврика. И как он может узнать это наверняка? Если Антони Джонсон, не получающий писем вот уже третью неделю, начнет расспрашивать жильцов – так, как, в сущности, посоветовала ему Х., хотя он об этом и не знал, – тогда Ли-Ли может все вспомнить.

Артур опять открыл конверт с помощью пара.

Милый Тони, что я тебе сделала? Почему ты отказался от меня, ничего не объяснив? Ты ведь сам умолял, чтобы я приняла решение и сразу же сообщила тебе о нем. Я сообщила тебе во вторник. Я написала тебе, что готова уйти от Роджера и переехать к тебе, как только ты меня позовешь. Это было 5 ноября, а сейчас уже 21-е. Пожалуйста, скажи мне, что я сделала не так. Это что, потому что я написала тебе, что не могу обещать тебе вечной любви? Видит бог, я уже тысячу раз пожалела, что написала эти слова. Или все это из-за того, что я еще ничего не сказала Роджеру? Поверь мне, я бы все ему рассказала, как только услышала бы твое согласие. Мне кажется, что я тебя потеряла. И тогда, когда я начинаю думать рационально, мне приходит в голову, что я тебя больше никогда не увижу. Тони, ты бы пожалел меня, если бы узнал, какое черное отчаяние я испытываю. Мне все время кажется, что я не доживу до следующего дня. Я бы даже приехала к тебе сама, если бы не боялась так твоего гнева. Ты сказал, что на свете есть и другие женщины. Мне страшно, что если я приеду, то найду тебя с другой женщиной. Это меня убьет. Ты ведь говорил мне, что я единственная женщина, к которой ты испытываешь какие-то чувства кроме желания дружить или уложить в постель. Ты говорил мне, что раньше думал, что « любить » – это такое старомодное и бессмысленное слово, но теперь ты понял, что это слово значит, потому что любишь меня. Я не верю, что такие чувства могут исчезнуть только потому, что я умудрилась написать бестактные вещи в своем первом письме. Кому нужна была эта откровенность? Роджер в командировке в Шотландии. Он проведет там не меньше двух недель и хотел, чтобы я поехала с ним, только мне не удается освободиться раньше чем к следующей среде. Тони, пока я здесь одна, пожалуйста, позвони мне на домашний телефон. В любое время, в выходные – я совсем никуда не буду выходить – или на следующей неделе. Я тебя умоляю. Если я хоть что-то значила для тебя в прошлом, если мы что-то значили друг для друга, я умоляю тебя позвонить. Даже если ты изменил свое отношение – я хочу услышать это от тебя. Не будь жестоким и не заставляй меня ждать у телефона все выходные. Я смогу – мне кажется – перенести, если ты скажешь, что все кончено. Я не могу переносить это ужасное молчание. Но, Тони, если ты не позвонишь, а я не могу исключить такую возможность полностью, больше я тебе никогда не напишу. Не знаю, что буду делать, но те крохи гордости, которые у меня еще остались, не позволят мне продолжать безрезультатно бросаться в твои объятья. Поэтому, что бы ни случилось, это письмо – последнее. Х.