Маргарет Миллар - Совсем как ангел

Ему и раньше доводилось влипать в самые разные истории, но в них всегда принимал участие кто-то еще. Друзья, на которых можно положиться; незнакомцы, которых можно убедить, — он всегда гордился этой своей способностью. Однако в настоящий момент ни малейшей пользы от нее не предвиделось: вокруг не было ни единой души, способной его выслушать. В этой пустыне он мог заговорить себя до смерти, но все его красноречие не вызвало бы даже шевеления листа на дереве или насекомого под этим листом.

Куинн вынул носовой платок и промокнул пот, двумя тоненькими струйками стекавший за уши. Хотя ему частенько доводилось бывать в Сан-Феличе, он ничего не знал об этой унылой гористой местности, выжженной летним солнцем и размытой зимними дождями. Теперь было лето, и в высохших руслах рек скапливалась пыль, прикрывая кости мелких животных, приходивших сюда в поисках воды.

Куда больше, чем жара и одиночество, Куинна заставляла нервничать тишина. Не было слышно даже щебета птиц — то ли они перемерли от жажды, то ли перебрались поближе к воде: к ранчо Ньюхаузера или к этому непонятному Тауэру. Он бросил взгляд на узкую тропинку, бегущую к эвкалиптовой роще.

— В конце концов немного религии мне не повредит, — сказал он сам себе и двинулся в путь.

За рощицей начали появляться первые признаки человеческого обитания. Куинн прошел мимо небольшого стада мирно пасущихся коров, потом миновал бревенчатый загон, в котором щипали травку несколько овец, пару коз, привязанных в тени дикого остролиста, оросительный канал, по самому дну которого медлительно тек чахлый ручеек. Все животные выглядели упитанными и ухоженными.

Постепенно подъем становился все круче, а деревья — гуще и выше; к дубам и соснам добавились грабы и каштаны. Куинн уже почти достиг вершины холма, когда заметил первое строение. Длинное и низкое, сделанное из бревен и природного камня, оно было так искусно размещено, что, лишь подойдя на расстояние двадцати ярдов, он понял, что это такое.

Меньше всего оно было похоже на башню, и Куинн решил, что Ньюхаузер попросту ошибся, приняв на веру местные слухи.

Вокруг по-прежнему не было ни души. Ни единой струйки дыма не поднималось из широкой трубы. Грубые ставни из кое-как сколоченных нетесаных досок закрывали окна. Воздух под сенью огромных калифорнийских сосен, сменивших чахлую растительность низин, показался Куинну прохладным и влажным. Сосновые иглы, толстым слоем устилавшие тропинку, скрадывали звук его шагов…

Сквозь щель в ставне брат Язык Пророков увидел приближающегося незнакомца и что-то недовольно промычал.

— Что это тебя так взволновало? — оживленно поинтересовалась сестра Благодеяние. — Ну-ка, дай взглянуть! — Она заняла его место у щели. — А-а, это всего лишь человек. Не расстраивайся. Скорее всего у него просто сломалась машина. Там, на дороге. Брат Терновый Венец поможет ему починить ее, и он уедет. Если только…

Особенностью сестры Благодеяние было редкостное умение добраться до самой сути любой проблемы, найти ее, указать другим, а потом разрушить весь эффект, добавив: «если только…»

— …если он только не из школьного совета и не репортер. Ну, в этом случае я буду тверда и отошлю его восвояси вместе с его невежеством. Хотя, мне кажется, школьному совету дергать нас еще рано…

Брат Язык кивнул в знак согласия и нервно погладил шею длиннохвостого попугая, сидящего на его указательном пальце.

— Значит, вполне возможно, что он из газеты, — продолжала сестра. — Если только не самый обыкновенный бродяга. Ну, в любом случае надо встретить его любезно, но холодно. Ничего страшного, бывали у нас бродяги и раньше, ты прекрасно это знаешь. И прекрати мычать. Ты отлично умеешь говорить, когда тебе это надо. Если вдруг начнется пожар, ты во всю глотку заорешь «огонь», верно ведь?

Брат Язык затряс головой.

— Чепуха, мне-то лучше знать. Ну-ка, скажи: огонь. Ну, говори. Огонь!

Брат Язык безмолвно уставился в пол. Даже если бы дом был охвачен пламенем, он не смог бы сказать ни слова. Просто стоял бы и любовался пожаром — конечно, предварительно убедившись, что его попугаю ничего не угрожает.

Куинн постучал в деревянную некрашеную дверь.

— Привет. Есть здесь кто-нибудь? Я заблудился, голоден и хочу пить.

Пронзительно скрипя несмазанными петлями, дверь медленно отворилась. На пороге стояла женщина лет пятидесяти, высокая и сильная, с круглым лицом и очень румяными щеками. Она была босиком. Длинное платье напомнило Куинну одеяния, которые он видел на Гавайях, только те сверкали всеми цветами радуги, а это было сшито из грубой серой шерсти без каких-либо украшений.

— Добро пожаловать, незнакомец, — произнесла она. Слова были добрыми, но тон выдавал настороженность.

— Прошу прощения за беспокойство, мадам.

— Сестра, с вашего позволения. Сестра Благодеяние. Итак, вы голодны, умираете от жажды и заблудились. Верно?

— Более или менее. Это длинная история.

— Но довольно обычная, — сухо сказала она. — Войдите. Мы никогда не отказываем беднякам, хотя сами бедны.

— Благодарю.

— Просто ведите себя, как следует, вот и все, чего мы просим. Как давно вы не ели?

— Честно говоря, точно не помню.

— Вы были на кутеже, да?

— Не совсем то, что вы имеете в виду. Но я сильно подозреваю, что мое вчерашнее времяпрепровождение вы назвали бы так же.

Она бросила острый взгляд на твидовый пиджак, переброшенный через руку Куинна:

— Прекрасная шерсть. Я такой не видела с тех пор, как мы носим свою одежду. Где вы его достали?

— Купил.

Его ответ, похоже, слегка разочаровал сестру. Она, по всей видимости, надеялась на признание, что Куинн его украл.

— Вы не похожи на нищего. Ни по виду, ни по манерам.

— Я слишком давно им не был. Еще не привык.

— Без сарказма, пожалуйста. Я вынуждена проверять наших гостей для нашей же безопасности. Каждую минуту, прямо хоть сейчас, может заявиться какой-нибудь любопытный репортер или блюститель закона, поклоняющийся злу.

— Я поклоняюсь только еде и воде.

— Тогда войдите.

Куинн последовал за ней в дом, представлявший собой одну большую комнату с каменным полом, выглядевшим так, будто его только что выскребли щеткой. Свет проникал сквозь стеклянную крышу — самую большую, какую Куинну когда-либо доводилось видеть.

Сестра Благодеяние заметила, что гость с удивлением посмотрел вверх, и пояснила:

— Учитель говорит: раз Создатель захотел, чтобы свет шел с небес, — ему следует нисходить прямо, не преломляясь в окнах.

Посредине помещения почти во всю длину комнаты тянулся деревянный стол со скамейками по обе стороны. На нем были расставлены оловянные тарелки, приборы из нержавеющей стали и несколько керосиновых ламп, уже вычищенных и заправленных для вечера. В дальнем конце размещались старомодный холодильник и печка со связкой хорошо наколотых дров. Еще там была самодельная птичья клетка. Перед печкой в кресле-качалке сидел средних лет мужчина — худой, с бледным лицом и птицей на плече. На нем было такое же одеяние, как у сестры Благодеяние, и он тоже был босиком. На бритой голове виднелось несколько царапин и порезов, будто ее брили тупой бритвой, а цирюльник был подслеповат.