Нина Вадченко - Час абсента

— Чтоб впредь неповадно было нас обманывать, придется тебе, Шпунтик, все же моих рыбок подкормить малость…

— Пощади, начальник! — заорал Шпунтик и, как подкошенный, упал перед Романом на колени.

Роман выдержал эффектную паузу и, наконец, сжалился над страдальцем.

— Ладно, я подумаю, отправляйся в обезьянник, посиди там, подумай над своим поведением.

Благодарности Шпунтика не было границ. Уходя, он все время кланялся и повторял: «Спасибо, начальник, век не забуду, спасибо!»

Как только за Шпунтиком закрылась дверь, Инна не выдержала и захохотала.

— Никогда бы не подумала, что мирные астронотусы запросто сойдут за людоедов, — отсмеявшись, сказала она. — Ты, Романчик, передай Коротичу, чтобы поберег таких ценных рыбок. Глядишь, в отделении процент раскрываемости преступлений резко возрастет.

Роман прошелся по кабинету. Ласково постучал по аквариуму, нежно поворковал с рыбками и, находясь в прекрасном настроении, достал из сейфа бутылку водки, два стакана и бублики.

— А не выпить ли нам, уважаемая Инна Владимировна, водочки? Мы это заслужили.

— Мы — не знаю, а пираньюшки точно заслужили. Как бедный Шпунтик орал — заслушаешься.

— Мы тоже заслужили по сто грамм. Два преступления совершено — два преступника сидят в камерах. И заметьте, раскрутили мы это дело за очень короткий срок. Это вам не хухры-мухры. Коротич за такую оперативность может еще одну звездочку на погоны поймать, а нам, штатским, придется удовольствоваться водочкой. Что тоже неплохо. — Роман разложил на бумаге бублики и разлил водку по стаканам. — Закуска нехитрая, зато от чистого сердца. Прошу к столу, Инна Владимировна.

Пономаренко не разделяла радость Романа, наоборот, ей стало неспокойно. И как только она попыталась разобраться — с чего бы это вдруг на нее напала тревога, — ей стало очень неуютно жить на белом свете. Ничего нет противнее анатомирования собственных страхов. Еще противней рассказывать о них друзьям, особенно когда друзья ничего не подозревают и находятся в состоянии эйфории от собственных успехов.

Роман светился от предвкушения тяпнуть сто граммчиков за блестяще завершенное дельце. Грех не отметить такое событие тотчас же. Удача может и отвернуться, если не показать, как ее ценят и привечают люди рисковых профессий.

Постояв с поднятым стаканом и покрутив бублик, которым следовало занюхать водочку, Роман понял, что праздника не будет.

— Ну так же нельзя, Инна Владимировна, — простонал он. — Зачем же такой момент портить? Давайте выпьем как люди, отметим событие…

— Какое событие, Романчик? — извиняющимся тоном спросила Инна. Она, конечно, понимала, что обламывает кайф по полной программе, но ничего поделать со своим занудством не могла.

— Шпунтика раскололи… Верунчик сидит… — Роман вздохнул и выпил-таки водку, но уже безо всякого интереса. Даже с некоторым отвращением и с мыслью, что отмечать событие нужно было в компании Коротича, поскольку даже самая умная из баб не способна понять тонкую нервную организацию мужчины и его запросы. Ей раз плюнуть испортить всякое удовольствие…

— Ну и что с того, что преступники уже сидят? Они сами во всем признались, или почти сами, не важно. Они — верхушка айсберга. — Инна пошла в атаку. — А ты задумывался, кто заставил Верунчика сознаться? С чего бы это такая сильная, крепкая натура начала каяться в содеянном?

— Вы еще спросите, отчего Шпунтик сознался. — Роман хрустел бубликом и понимал, что Пономаренко права. И от собственной понятливости даже бублики, которые он любил с детства, горчили.

— Не прикидывайся дурачком! — взвилась Инна. — Кто подкинул Верунчику пленку? Кто позаботился о письмах с угрозами?

Что мог ответить Роман? Он забросил в рот вместо одного бублика два и теперь пытался их побороть.

Вот так, с набитым ртом, ему и пришлось встречать начальство. В кабинет заглянул сам Блинов, которого ехидные подчиненные прозвали Пушкиным — юмор был в том, что, в отличие от любвеобильного тезки, полковник на дух не переносил прекрасный пол. Как всегда, случайно. Все знали о привычке Александра Сергеевича «случайно» появляться то в одном, то в другом кабинете. Ему казалось, что таким образом он успешно борется с разгильдяйством и недисциплинированностью подчиненных.

Так и есть. На столе бутылка водки, два стакана, а в собутыльниках — выскочка журналистка. Ему давно хотелось поставить ее на место, чтоб не мешалась, не встревала и, вообще, в поле зрения не появлялась.

Блинов натянул фуражку на самые брови — признак крайнего раздражения — и рявкнул:

— Убрать посторонних с территории!

Это была его традиционная фраза при виде Пономаренко.

— Здравствуйте, Александр Сергеевич, — с набитым ртом произнес Роман. Получилось не слишком внятно.

— Дисциплины никакой! — продолжал греметь полковник. — С утра лыка не вяжешь!

— Я с утра маковой росинки во рту не держал, — огрызнулся Роман.

Он понимал, что в милиции давно не служит, в подчиненных Блинова не числится и только волею случая и по личной просьбе того же Блинова здесь временно находится. Ничего с ним Пушкин сделать не может и кричит скорее для сбрасывания пара.

— Это что? Водка?! — багровея, нагнетал обстановку Блинов. Он и сам понимал, что разносить в пух и прах в этом кабинете некого, но остановиться не мог.

— Мы закрыли сегодня сразу два дела, — скромно доложил Роман, — и решили немного отметить…

Пушкин на мгновение онемел. Потом более осмысленно покосился на водку.

— Празднуете, значит, — уточнил он. — И какое дело обмываете?

— Как «какое»? — вырвалось у Романа. — То, что вы поручили. По двум убийствам получили чистосердечные признания, так что заслужили не водку, а коньячок.

— Ну вы даете! — Блинов подсел к столу. — Говоришь, чистосердечные?

Роман кивнул.

— Наливай, — приказал Блинов.

Забытая всеми Пономаренко долго оставаться в тени не привыкла. Она вдруг ни с того ни с сего брякнула в спину полковнику такое, что Роман от неожиданности чуть не выпустил из рук бутылку.

— Александр Сергеевич, а вы за что пьете? — резко спросила она. — За то, что приложили руку к одному из убийств?

Блинов выпучил глаза от такой наглости и, как рыба, открывал беззвучно рот, фильтруя ненормативную лексику. А так как окромя мата других слов не нашлось, то пламенную ответную речь от начальства так никто и не услышал.

«Рыбий» эффект изрядно испугал Романа.

— Инна Владимировна, откуда такое обвинение? — вступился за честь Пушкина Роман.

— От простой логики. Восстановим события. Любунчик заказала Шпунтику шефа. Тот работу не сделал, а так как Алекса все равно убили, деньги взял. На этом все бы и закончилось для Любаши благополучно, если бы Александру Сергеевичу не захотелось представить смерть Алекса как самоубийство. Помнишь, Ромочка, мы как раз сидели у Верунчика в кабинете, когда от начальства пришла фальшивка о самоубийстве Алекса? Все стали напиваться на радостях. А Любунчик надралась с горя, потому как поняла, что денежки с нее «струсили» зря. Дальнейшее ты знаешь со слов Шпунтика. Любунчик стала требовать от киллера вернуть деньги, и тот ее пристрелил. Если бы не было дезинформации, Любунчик осталась бы жива. Так что вы, Александр Сергеевич, косвенно виноваты в ее смерти.